Какая собака была у наполеона

В лисьей «норе» Канариса

Каменное четырехэтажное здание под номером 74/76 на тихой берлинской улице Тирпицуфер к июню 1941 года посвященные люди иначе как «лисьей норой» не именовали. Естественно, что за хозяином, главой Управления Аусланд, прочно закрепилось прозвище «хитрого лиса». А еще начальник службы военной разведки и контрразведки – абвера, адмирал Канарис обожал своих такс.

Вильгельм Канарис был весьма странным начальником германской разведки. Возглавил абвер 2 января 1935 года. Небольшого роста, седоватый, говорил тихо, иногда сбиваясь на шепот. Постоянно боялся чем-нибудь заболеть и поэтому глотал таблетки и пилюли горстями. После обеда обязательно спал в своем кабинете на кожаном диване. Да и вечером, что бы ни случилось, ровно в 22.00 бросал все и ложился спать. Имея двух такс – жесткошерстную Зеппля и длинношерстную Сабину, Канарис ненавидел людей, не любивших животных. Точнее – собак и лошадей. Зеппля ежедневно таскал на службу – пес сопровождал его с того самого момента, как адмирал выходил из черного «Мерседеса». Несмотря на лужицы в своем кабинете, глава германской разведки мог запереться и играть со своим любимцем, отставляя все служебные дела «на потом». В командировки, правда, его с собой не брал, но возвращаясь, всегда спрашивал адъютанта: «Как дела дома?» Однако интересовали его вовсе не жена или дочь, а таксы…

Представьте себе картину. Над диваном висит карта мира, конечно, всего мира, потому что интересы человека, который здесь работает, не ограничиваются Германией или Европой, а распространяются на все страны планеты. У стен – несколько стеллажей с досье, которые Зеппль безнаказанно использует «по своим надобностям». А за письменным столом удобно расположился в не новом, но комфортном кожаном кресле человек, который нежно поглаживает разлегшуюся перед ним прямо на документах собаку с узкой хитрой мордой. А на карнизе камина,возле угла письменного стола, стоит оправленный в красивую рамку фотопортрет этой собаки…

Однажды, когда Канарис находился в командировке за границей, Зеппль заболел и, несмотря на все искусство ветеринара, умер. Не только в доме Канариса все были взволнованны этим событием. Зарубежный отдел абвера был поставлен в известность, все озабоченно шушукались и ломали голову, как сообщить шефу о смерти его любимца. Наконец кому-то пришла хорошая идея. К торговцам собаками в Берлине отправили человека с заданием найти жесткошерстную таксу, которая была бы похожа на Зеппля: сотрудники Канариса подумали, что, может быть, горе будет не таким тяжелым, если на место Зеппля найдется замена прежде, чем Канарис получит известие о его смерти. Им удалось найти подходящее животное, а идея действительно оказалась удачной: хотя Канарис был глубоко огорчен утратой, однако другое молчаливое существо, которое тут же потребовало ласки, сразу стало объектом его внимания и заботы.

Как известно, наличие таксы в лисьей норе чаще всего означает одно – неминуемую и скорую смерть рыжей хозяйки. Ровно за месяц до окончания войны адмирал был казнен за участие в заговоре против Гитлера.

Самая «творческая» собака

Такса – безусловно, самая артистическая и литературная собака в мире. Ценители этой породы приводят далеко не полный список влияния такс на мировую литературу, кинематограф, эстраду и театр. Начиная с собак Луи де Фюнеса, Алена Делона, Принца Чарльза, Миа Фэрроу, Ингмара Бергмана, Мстислава Ростроповича и заканчивая таксами актера Александра Абдулова, Виктора Проскурина, поэта Олега Чухонцева и т. д.

Такс справедливо считают одними из самых умных собак. В доказательство приводят быль о таксе Ингмара Бергмана и Лив Ульман, рассказанную экс-женой знаменитого шведского режиссера. Когда Ингмар и Лив развелись и, попрощавшись, пошли в разные стороны, такса осталась стоять на месте. Г-жа Ульман, обернувшись, спросила любимую собачку, с кем она остается. Такса повернула к Бергману, на что Ульман философски заметила, что ее «любимая девочка» знала, кого выбирать. В итоге такса попала в историю мирового кинематографа.

Да, эти собаки действительно очаровательны…

Бром и Хина доктора Чехова

Антон Павлович Чехов очень любил животных, но особенно боготворил такс, считая их писательскими собаками. Даже его знаменитая « Каштанка» – это метис таксы. Один раз Антон Павлович весьма сурово отчитал иллюстратора свой повести, который изобразил Каштанку «бульдогом вместо таксы». Еще одну Каштанку рисовал друг Чехова, художник Степанов. Из письма Антона Павловича к издателю Суворину: «Посылаю Вам, милый Алексей Сергеевич, «Каштанку», которую потрудитесь спрятать. Это для обложки. Она у меня будет белая, и на ней пятном сядет собака. Будет просто, но хорошо. Рисовал художник Степанов, ярый охотник, изучивший собак до тонкостей. Изобразить помесь таксы и дворняжки задача нелегкая, но Степанов, как видите, решил ее блестяще. Поглядите на ноги и на грудь. Придать лисьей морде добродушно-собачье выражение тоже нелегко, но и это сделано…». А чуть позже Чехов завел собственных такс – черненького спокойного Брома Исаевича и рыжую вредную Хину Марковну. Почему такие странные имена? Потому что бром и хина – едва ли не самые популярные лекарства того времени, и врач Чехов весьма частенько приписывал их своим пациентам. Вот как вспоминает об этом «приобретении» друг писателя Дональд Рейфилд: «В четверг, 15 апреля 1893-го года, в Мелихово приехала Маша и привезла с собой 5 фунтов сала, 10 фунтов грудинки, 10 фунтов свечей и двух маленьких такс. Мелиховскому дому они обрадовались необычайно: в Москве их неделю продержали у Вани в уборной, а в дороге они изрядно озябли».

А 4 августа благодарный Антон Палыч уже докладывал Лейкину… Кто не знает, Лейкин – это петербургский знакомый Антона Палыча, редактор журнала «Осколки» и по совместительству хозяин Апеля и Рогульки, родителей Чеховских такс… «Они бегали по всем комнатам, ласкались, лаяли на прислугу. Ночью выгребли из цветочных ящиков землю с посевными семенами и разнесли из передней калоши по всем комнатам, а утром, когда я прогуливал их по саду, привели в ужас наших собак-дворян, которые отродясь еще не видели таких уродов. У обоих глаза добрые и признательные…». Следом еще одно письмо: «Бром и Хина здравствуют. Первый ловок и гибок, вторая неуклюжа, толста, ленива и лукава. Первый любит птиц, вторая тычет нос в землю. Оба любят плакать от избытка чувств. Понимают, за что их наказывают. Бром влюблен в дворняжку. Хина любит гулять по полю и лесу. Драть их приходится почти каждый день; хватают больных за штаны, ссорятся, когда едят, и т. п. Спят у меня в комнате…».

Антон Палыч часами разговаривал с таксами, писал им письма из заграницы, передавал приветы, втюхивал всем знакомым щенков от своих любимых «длинных» собак. В ответ эти бестии вили веревки из всей семьи. Каждый вечер Хина подходила к Антону Павловичу, клала ему на колени передние лапки и жалостливо и преданно смотрела ему в глаза. Он изменял выражение лица и разбитым, старческим голосом говорил: «Хина Марковна!.. Страдалица!.. Вам бы лечь в больницу!.. Вам бы там бы полегчало…» Целые полчаса он проводил с этой собакой в разговорах, от которых все домашние помирали со смеху. Затем наступала очередь Брома. Он так же ставил передние лапки Антон Павловичу на коленку, и опять начиналась потеха…

Кроме Брома и Хины, у Чехова были еще две лайки. Белые пушистые, со стоячими ушами, они были изящны и красивы. Одна Белка, другой Нансен, но Антон Павлович звал его Жуликом. Был еще кот Федор Тимофеевич. Однажды Антон Павлович принес из холодной уборной случайно забредшего туда котенка. Вскоре из него вырос красивый, солидный кот. Мария Павловна, сестра писателя, вспоминает: «А придет, бывало, усталый из университета, ляжет после обеда отдохнуть на диван, положит кота к себе на живот, и поглаживая говорит: «Кто бы мог ожидать, что из нужника выйдет такой гений!»…

Любимых чеховских такс увековечили в памятнике, который стоит сегодня в подмосковном музее-заповеднике писателя «Мелихово».

Вахтангов vs Чехов

Как-то на гастролях в далеком южном городе Михаил Чехов, актер и родной брат Антона Павловича, поселился в одном номере с гениальным русским актером Евгением Багратионычем Вахтанговым. Чехов в то время увлекся Шопенгауэром, отчего имел постоянно отсутствующий и мрачный вид. На лице его было написано, что он знает нечто, чего не знает человек, не читавший Шопенгауэра. Целыми днями до спектакля Михаил Павлович лежал в номере на кровати с томиком философа в руках, а Вахтангов в противовес достал две мандолины и учился играть по нотам. Никогда он не имел, наверное, столь тяжелого и скучного соседа.

Однажды, прогуливаясь, Михаил Павлович приметил оборванного мужика, тащившего на веревке большую черную таксу. Актер тут же остановился и купил ее за рубль. Собака, которой тут же дали кличку Йод, оказалась больной,и все внимание потомственного таксовода сосредоточилось исключительно на ней. Вахтангова такса ужасно раздражала: она постоянно скулила, а как только стала поправляться, еще и лаяла, видите ли, на Евгения Багратионовича во весь голос. В итоге Вахтангов подрался с соседом тут же в номере, выбив Чехову зуб, осколком которого тот распорол себе язык. Но и Чехов не подкачал: воспользовавшись приемом из арсенала греко-римским борцов, чуть не задушил Вахтангова. Третьим борцом «за справедливость» был Йод – вцепившись зубами Вахтангову в ногу, он трепал обидчика любимого хозяина, пока тот не капитулировал – в другой номер. С тех пор Чехов и Вахтангов с друг другом не разговаривали, отворачивались при встрече и делали вид, что вовсе не знакомы.

Таксы Набоковых

Как и многие русские писатели, Владимир Набоков любил такс. У него их было множество, собаки сменяли одна другую – целые поколения такс жили в доме Набоковых. Началось все еще с детства: мама писателя обожала коричневых такс. Со временем и Владимир Владимирович завел себе собак этой породы. Первую звали Лулу. Потом у нее родился щенок, которого оставили в доме и назвали Бокс-первый. «Спал Бокс-первый всегда на расшитой подушке в углу козетки. Седоватая морда с таксичьей бородавкой, выдающей породу, заткнута под бедро, и время от времени его еще крутенькую грудную клетку раздувал глубокий вздох. Он так стар, что устлан изнутри сновидениями о запахах прошлого» – так описывает создатель «Доктора Живаго» свою собаку. Потом в семействе Набоковых появилась удивительной красоты рыжая такса, которую Набоков привез с Мюнхенской выставки. Трэйни долго прожила в доме Набоковых, но в старости у нее отнялись задние ноги – причиной этого несчастья стало ущемление позвоночного нерва. Со слезами ее усыпили.

Самой последним любимцем Набокова был потомок знаменитых чеховских такс, которые жили у писателя в Мелихово. Бокс-второй, как считал Владимир Владимирович, – единственное, что связывало его с русской литературой. С ним Набоков уехал в эмиграцию. В 30-х годах такс бродил с хозяином по улицам Праги и вызывал у прохожих жалость своим длинным проволочным намордником и залатанным пальтишком из драпа. Грустно было псу в эмиграции, хотя и в России тогда было совсем невесело.

«Подмоченный» Ростропович

У Мстислава Ростроповича были две горячо любимые таксы, с которыми он никогда не расставался и возил везде с собой по миру. Во многих странах для ввоза собак существуют чрезвычайно строгие правила, предусматривающие наличие огромного количества справок. Естественно, что Ростроповичу некогда было их получать. Однажды великому музыканту предстояли гастроли в Австралии. Потребовались справки. Чтобы как-то выйти из положения, он спрятал обеих собак под пальто и прошел на посадку. Полетел. В самолете собаки затихли и молчали. Перелет длился долго, около 12 часов. Великий музыкант удивился такому послушанию своих любимцев и, тихо порадовавшись, спокойно уснул. Проснулся от странного ощущения, что весь потный. Странно, вроде в самолете не жарко. Полез за пазуху, и только тут понял, что любимые собачки его описали. Но какие могут быть обиды между своими? А вот мокрый пиджак от знаменитого модельера пришлось выбросить – химчистки оказались бессильны.

Пикассо и Лумп

В начале 50-х друг Пабло Пикассо Роберт Капа познакомил его со своим коллегой, военным фотокорреспондентом Дунканом. Фотограф и художник подружились, и Дункан стал вести фотолетопись жизни великого испанца, подолгу живя в его доме под Каннами. Но однажды он приехал к Пикассо не один. Вместе с собой привез таксеныша, которого звали Лумп  (по-немецки «каналья»). Жизнь Лумпа в доме у Дункана не сложилась – у того была еще афганская борзая, которая относилась к Лумпу как к игрушке, и жизнь у щенка была невыносимой. Так весной 1957 года Лумп появился у маэстро. Песик выпрыгнул из машины Дункана, тщательно обнюхал все интересные уголки сада и виллы, осмотрелся вокруг и вошел в дом…

На несколько лет он займет свое место в семье Пикассо вместе с другими питомцами – боксером Яном и козой Эсмеральдой. Пикассо любил окружать себя домашними животными, но у него никогда не было никакого сентиментального отношения к ним. Кроме Лумпа. Тот, как и все порядочные таксы, спал в одной постели с хозяином. Пикассо кормил его со своей тарелки, украшенной портретом Лумпа, и в благодарность такс поднимал ножку только на стоящую во дворе дома бронзовую скульптуру работы мастера, стоившую баснословных денег. Лумп был единственным, которого Пикассо пускал в мастерскую, когда работал. «Я думаю, что Пикассо любил его потому, что они оба были одиночками», – говорил Дункан.

Маленькая такса из Штутгарта вошла в историю изобразительного искусства XX века. Пикассо изобразил Лумпа в нескольких десятках своих живописных работ, включая знаменитую копию «Менин» Веласкеса. Правда, у Веласкеса в нижнем правом углу картины сидит большая собака, а у Пикассо в этом месте – Лумп.

Конец этой истории не столь романтичен. Лумп прожил в доме у Пикассо семь лет. но когда Дункан в очередной раз приехал в дом к художнику, он не нашел в нем пса. У бедняги отнялись задние лапы, и Пикассо отдал собаку в клинику. «Вы должны понимать, что Пикассо испанец, – писал Дункан. – Он относился к животным, даже к таким как Лумп, немного иначе, нежели вы или я». Дункан поехал к ветеринару, забрал песика и отвез его в лучшую ветклинику Штутгарта. И чудо – после нескольких месяцев лечения Лумп выздоровел. А потом вернулся к Дункану в его римский дом. «У него так и осталась походка, как у подвыпившего морячка, но я рад, что в моем доме Лумп провел еще 10 счастливых лет своей жизни», – написал в своей книге Дункан.

Две таксы были у сына гениального художника Огюста Ренуара – Жана, известного режиссера.

Герринг и Геббельс Жана Ренуара

Эти собаки были не менее заметные, чем их хозяин. Одна – альбинос и толстая-претолстая, другая – черная и крайне худая. Во время войны Ренуар эмигрировал в Голливуд, и там его собаки быстро стали популярными. Только прозвали их чрезвычайно обидными прозвищами: белую толстую – Герингом, худую черную – Геббельсом. Жену Ренуара, Андре Решлинг, это оскорбляло: Дедэ была твердо уверена в том, что невинных существ нельзя называть именами нехороших людей.

Как-то знаменитый актер Чарльз Лаутон пришел к Ренуару домой репетировать роль Нерона. По иронии судьбы эта пьеса была запрещена в Германии. Стоило ему торжественным голосом начать произносить текст, как Геббельс и Геринг с диким лаем бросались к нему и лаяли до тех пор, пока актер не замолкал. В результате Ренуар и Лаутон так и не смогли репетировать дома, и были вынуждены допоздна засиживаться в местном театре в ожидании, когда освободится сцена.

Именно таксам, более чем другим породам собак, присуща способность прозревать будущее и чувствовать опасность. Это можно продемонстрировать на примере популярного актера Виктора Проскурина. Однажды он попал в автокатастрофу и чудом остался жив. А за час до того, как случилась авария, его таксик Мартин уже предчувствовал беду – выл, хватать хозяина за брюки, пытался задержать его в квартире…

В общем, что тут говорить – мир без такс был бы скучнее и гораздо тише. Кстати, по громкости своего звука стая такс может перекричать небольшой самолет типа «Як».

Лилия ВИШНЕВСКАЯ