Какие породы собак были у некрасова
Памяти «певца гнева народного»
Николай Алексеевич, как известно, был человеком страстным. Но ярче всего эта страстность проявилась не в писании гневных стихов, а в любви к охоте и особенно – к охотничьим собакам. В 13 лет он с отцом, заядлым охотником, уже гонял и травил зверя, а затем, счастливо уставший, засыпал прямо в полях в обнимку с очередным Хватаем или Заветкой. Разумеется, как только у него появилась возможность, он сразу же завел не одну, а несколько легавых собак – породу в то время достаточно новую и модную, и, главное, наиболее подходящую его своеобразной натуре красотой, тонкостью чутья и высоким интеллектом…
ZOO•БИЗНЕС №1-2/2015
- «Раппо – обдуманный малый»
- Догадливая Нелька
- Верный Фингал
- Вселюбезнейший Кадо
- Последние друзья поэта
«Раппо – обдуманный малый»
В
приемную знаменитого журнала «Современник» к ничего не подозревавшему посетителю порой выбегало до десяти собак, практически не знавших тяжести хозяйской руки. Возглавлял эту компанию пойнтер Оскар, уже пожилой и проводивший большую часть времени на турецком диване хозяина. Выгуливал барских питомцев, или как тогда это называлось «вываживал», по унылым петербургским улицам единственный лакей Некрасова − Василий, который называл Оскара «капиталистом», поскольку был уверен, что хозяин непременно положит на имя собаки деньги в банк, «как каждый вечер утверждал барин».
В начале 50-х годов у Некрасова появился черный английский пойнтер Раппо, ширококостный, несколько коротконогий, который, если можно так выразиться, сел поэту на шею. Всю зиму пес едва перебирался со своей подушки в обеденный час в столовую и остальную часть дня маялся на голом полу, вздыхая, как объевшийся гусь, и всем своим видом говорил: «Посмотрите, как неловко и жестко! Я все бока отлежал, а идти к подушке нет никакого расчету: скоро будет ужин, да еще проспишь, пожалуй!» Словом, Раппо «был малый обдуманный». Недаром поэт сделал его героем своего романа «Тонкий человек», где дал точную и тонкую характеристику собачьей психологии: «Раппо, чистый английский пойнтер, уже не первой молодости, но хорошо сохранившийся, настоящий джентльмен как в домашней жизни, так и на охоте. Он ласков с хозяином, сухо-вежлив с его гостями, не кусает без побудительной причины и никогда ни у кого не лижет рук, чем снискал особенную любовь…
Случалось, будем беспристрастны, что он даже пропадал иногда (по сердечным делишкам), но всегда являлся домой сам, и прямо к обеду. Час обеда ему отлично известен; он, к сожалению, обжора, страсть, которая его погубит. Таков Раппо дома. На охоте являет он редкое сочетание сильного чутья и крепкой стойки с хорошими манерами. Что даже реже хорошего чутья: никогда ни в коем случае не горячится, ищет, как долг исполняет, предоставляя остальное судьбе. Не горюет и не радуется; не волнует вас ложными стоками, когда ничего нет, но и не падает духом, подобно тем бездарным собакам, которые, попрыгав полчаса по болоту, начинают поминутно останавливаться и, поставив передние ноги на высокую кочку, глядят на вас, как будто говоря: «Я ничего не мог найти, поищи теперь ты!»…
Собаки оставили след и в переписке Некрасова с Тургеневым. Так, осенью 1854 года поэт вполне серьезно пишет в Спасское: «Кланяйся Бубульке! Я уверен, что эта сметливая сучка теперь с гордостью думает: «Наконец он так привязался ко мне, что и на зиму остался со мной в деревне» или что-нибудь подобное…». Пойнтера Бубульку Тургеневу подарила Полина Виардо, и он надышаться не мог на эту собаку.
Догадливая Нелька
В конце июня 1857 года Некрасов привез из Англии очень дорогого щенка крупно-крапчатого пойнтера, названного им Нелькой. Дорога из Лондона в Россию через Кенигсберг и Ригу дорого обошлась поэту. Он писал: «Собака меня просто состарила: во-первых, кондукторы требовали за щенка дополнительную плату на каждой станции в пять целковых, деньги по тем временам весьма значительные, а то и просто вынуждали нанимать отдельный экипаж. А, во-вторых, щенок, выпрыгнув из таратайки, ободрал заднюю лапку и расшиб переднюю…». Всю дорогу Некрасов выносил ее на воздух на руках, а в Дерпте повел в «скотоврачебную клинику». Нелька держалась молодцом, что дало хозяину повод писать Тургеневу: «Славный характер! Нельзя ее не полюбить, жаль будет, если из нее ничего не выйдет… Собаку еще не пробовал на охоте, но, думаю, что она будет недурна. Она умная, догадливая и неупрямая».
Увы, несмотря на отличные данные и нежность к хозяину, Нелька выросла действительно чутьистой, но совершенно непослушной и невоспитанной. Пока же она подрастала и обещала много, Некрасов охотился с другими собаками, в том числе с пойнтером Фингалом.
Верный Фингал
Ну кто не помнит «умного Фингалушку» из хрестоматийного стихотворения «Крестьянские дети»?! Этому псу «обширная область собачьей науки» была знакома «в совершенстве». Впоследствии Некрасов не мог нахвалиться умом и характером Фингала. Сохранилось несколько фотографий этого пса, причем, выражения морды собаки и лица хозяина на них удивительно похожи. Но главное – поэт запечатлел своего любимца в поэзии!
Теперь нам пора возвратиться к началу.
Заметив, что стали ребята смелей,
«Эй, воры идут! – закричал я Фингалу. –
Украдут, украдут! Ну, прячь поскорей!»
Фингалушка скорчил серьезную мину,
Под сено пожитки мои закопал,
С особым стараньем припрятал дичину,
У ног моих лег – и сердито рычал…
Под крупным дождем ребятишки бежали
Босые к деревне своей…
Мы с верным Фингалом грозу переждали
И вышли искать дупелей.
Вселюбезнейший Кадо
Наконец Некрасов приобрел еще одного черного пойнтера, получившего имя Кадо. Поэт обожал своего несравненного пса, позволяя ему буквально все. На знаменитых обедах, устраиваемых для сотрудников «Отечественных записок» раз в месяц, Кадо разрешалось вскакивать на стол и прохаживаться по нему, выбирая с тарелок кусочек полакомей, а потом лакать воду из хрустальных кувшинов. Затем ему отдельно обязательно подавалась жареная куропатка, которую он преспокойно съедал на дорогом персидском ковре или трепал на шелковой диванной обивке. Аккуратист прозаик Иван Александрович Гончаров приходил в ужас и каждый раз старался заметить, где именно остаются эти сальные пятна, чтобы не сесть на них.
При всей невоспитанности, надо сказать, Кадо никогда не лаял на хозяйских гостей. За исключением цензоров и… Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Вечно угрюмый и частенько не в меру грубый, писатель пользовался искренней нелюбовью пойнтера, и когда приходил к Некрасову, во избежание «инцидента» пса запирали в другой комнате. Однажды у поэта проходило совещание редакции, на котором присутствовал и Щедрин. Кадо в спешке забыли запереть, и тот, пользуясь счастливым случаем, пробрался в прихожую и, разыскав там шинель сатирика, отгрыз у нее полполы! В итоге Некрасову пришлось покупать пострадавшему новую.
Но несмотря на всевозможные капризы и причуды, работал Кадо мастерски! Когда «барин» по болезни вынужден был уехать за границу, то долго сокрушался: «Жаль покидать во всем Петербурге только Кадошку. Что это за умничек!». Затем в каждом письме просил друзей сообщать ему о «житье-бытье вселюбезнейшего нашего Кадо». Он волновался, здоров ли пес, не «чинится ли ему каких притеснений», и напоминал, чтобы Кадо жил в отдельной комнате с лежанкой, ходил на охоту ежедневно, гулял много в саду, чтобы слуга Никанор никуда от собаки не отходил, и, главное, «чтобы собака не пропала, не запаршивела и была здорова».
…В июле 1870 года издатель Краевский получил из Англии двух собак. «Сука и кобель породы гордон-сеттеры. Красоты необычайной, это кингчарльзспаниели, только огромных размеров. Цена за обоих 400 рублей серебром да провоз и разные расходы до 50. Ежели хотите, то можете получить обеих, а мне оставьте щенков…». Некрасов действительно купил этих собак, назвав Шилой и Ранже, а одного щенка Шилы оставил себе. Гордоны работали отлично, но щенок, названный Мироном, превзошел все ожидания. Так, летом 1872 года управляющий охотой Некрасова г-н Вышемирский пишет восторженно: «Такого кобеля и на свете нет, чутье очень хорошее, поиск широкий, стойка мертвая, на первый призыв является с полподачи, по выстреле не бросается. Пять куропаток убил с одной стойки, и не сделал ни шагу с места, только повернет нос да скосит глаза. Редкость большая. Я бы с Мироном на крыльях, если б мог, прилетел бы к Вам, чтобы Вы на него посмотрели, что он делает!» Но поэт ровно выслушивал похвалы другим собакам – его симпатии принадлежали одному Кадо!
…В 1870 году последней музой поэта стала Фекла Анисимовна Викторова, нареченная Некрасовым на благородный лад Зинаидой Николаевной. 25-летняя женщина пристрастилась к охоте и стала настоящей амазонкой. Она сама седлала лошадь и ездила на охоту в рейт-фраке и брюках в обтяжку на манер наездницы, на голове — циммерман. Вид этого костюма на молодой осанистой даме, ружье в ее руке и любимый черный пойнтер Кадо у ног чистокровного жеребца приводили Некрасова в такой восторг, что он хватался за перо:
Когда Кадо бежит опушкой леса,
И глухаря нечаянно спугнет,
На всем скаку, остановив Черкеса,
Спущу курок – и птица упадет.
Охотничья песня Некрасова оборвалась, когда Зинаида Николаевна во время охоты на Чудовском болоте случайно застрелила любимого охотничьего пса. Поэт долго рыдал над бездыханным телом своего верного друга, поставил на могиле Кадо мраморную плиту с эпитафией и навсегда повесил ружье на гвоздь, отдав охоте 43 года своей жизни. Без охоты Николай Алексеевич Некрасов прожил совсем недолго – около двух лет…
Дорога моя забава,
Да зато и веселит;
Об моей охоте слава
По губернии гремит!
Я живу в отъезжем поле,
Днем травлю, а ночь кучу,
И во всей вселенной боле
Ничего знать не хочу.
Последние друзья поэта
В Карабиху – родовую усадьбу Некрасовых – Николай Алексеевич сбегал от шума столицы, редакторских забот, за охотничьей страстью. Хотя поэт и участвовал в псовых охотах, которые организовывал его отец, но предпочитал все же ружейную охоту. А вот Алексей Сергеевич – страстный псовый и ружейный охотник, до конца жизни самозабвенно отдавался этой молодецкой забаве. На закате своей творческой деятельности Некрасов напишет:
Но первые шаги не в нашей власти!
Отец мой был охотник и игрок…
Не зол, но крут, детей в суровой школе
Держал старик, растил, как дикарей.
Мы жили с ним в лесу, да чистом поле.
Травя волков, стреляя глухарей…
В последние годы поэт приезжал сюда, будучи тяжело больным. Ни о какой охоте, разумеется, уже не могло быть и речи – теперь ее заменяли прогулки по усадебному парку. Впереди неторопливо шел Некрасов: в стеганом халате, шлепанцах на босу ногу и вязаной фрезке, а за ним трусили его собаки – ирландский сеттер Правда и черный пойнтер Кадо-2, которого он вспоминает в своей поздней поэзии:
Нет, не поможет мне аптека,
Ни мудрость опытных врачей:
Зачем же мучать человека?
О небо! Смерть пошли скорей!
Друзья притворно безмятежны,
Угрюм мой верный черный пес…
Кому же было суждено поставить точку в истории некрасовских собак? Уже тяжело больной, поэт нередко спускался в типографию своего журнала, что находилась в подвале его дома на углу Литейного и Бассейной, и рядом с ним всегда шел пойнтер Кирюшка. Некрасов умер, пес остался никому не нужным и по старой памяти прибежал в типографию. Там его приютили, стали кормить, и скоро осиротевший Кирюшка так привязался к наборщикам, что ходил с ними по чайным и харчевням и вообще везде, да и умер в той же типографии рядом с печатным станком, продолжающим печатать издания главного дела поэта…
Однажды, находясь в состоянии мучительных раздумий о судьбах России, Некрасов в письме Николаю Добролюбову признался, что эти мрачные мысли нашли на него после того, как он отправил своего друга – пса Оскара, в Москву, а сам застрял в Петербурге. Да, собаки для поэта были самыми близкими друзьями и спасали от приступов хандры, которым он часто бывал подвержен. Поэтому весьма символично, что возле дома-музея в Чудовской Луке установлен бронзовый памятник Некрасову: уже пожилой поэт нежно держит голову легавого пса, и на лице его печаль и любовь…
Лилия ВИШНЕВСКАЯ
Источник
Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, суббота, 08 декабря 2007
Адрес статьи: https://www. *****/news/9/10833/
рубрика: История
Автор: Григорий КРАСИЛЬНИКОВ
10 декабря – очередная годовщина со дня рождения поэта Николая Алексеевича Некрасова. Казалось бы, творчество его, да и биография, изучены уже вдоль и поперёк, немало написано о самом поэте, его жизни и стихах. Но всё же исследователи не унимаются, вновь и вновь обращаясь к источникам, умудряются и по прошествии стольких лет находить в них что-то новенькое. Пример тому – данная публикация.
В рассказе «Помещик двадцати трёх душ», опубликованном в 1843 году, имеется эпизод о смышлёном псе Касторе, который был обучен разным фокусам. К примеру, хозяин приказывал собаке встать на задние лапы, клал ему на нос кусок мяса и начинал отсчёт буквами старославянского алфавита: аз, буки, веди, глагол, добро, есть… Дождавшись последнего слова (оно произносилось с повышением интонации), Кастор, к тому моменту истекавший слюною от желания съесть этот кусочек, подбрасывал его носом и на лету проглатывал. Гости приходили в восторг от «умной» псины.
Заметим, что аналогичный трюк с дворовым псом Трезоркой проделывал «братец Федос» – один из персонажей повести -Щедрина «Господа Головлёвы». Это свидетельствует о том, что данный фокус был распространён в провинции. Не все трюки дрессировщиков собак, конечно, имели безобидный характер. Известен случай, когда кавалергарды Лунин и Волконский (впоследствии декабристы) научили пса по команде «Наполеон!» прыгать на прохожего и срывать с него шапку.
Рассказы об «умных» собаках были весьма популярны в литературе 1840-х годов. В «Литературных прибавлениях» к «Русскому инвалиду», например, сообщалось о собаке, которую корыстный хозяин, чистильщик сапог, научил пачкать обувь своих клиентов: «Недалеко от того места, где он раскинул свою палатку, находится грязная лужа. Здесь с утра до вечера собака мочит хвост и лапы свои и подстерегает прохожих. С неимоверным инстинктом умеет она выбирать хорошо одетых, подбегает к ним, ласкается и немилосердно пачкает у них обувь. Тут как раз подбегает услужливый хозяин. Между тем, как он чистит сапоги, собака стоит поодаль, помахивая хвостом. Нередко случается, что она раза два или три повторяет свой манёвр на одном и том же прохожем, конечно, она часто подвергается жестоким ударам, но, кажется, барыши, получаемые хозяином, утешают её за побои. Один англичанин, любитель редкостей, предложил за собаку 75 фунтов стерлингов (около 1800 рублей), но хозяин её не согласился взять их» (1838, № 50).
В 1844 году вышла в свет книга Надежды Мердер «Инстинкт животных, или Письма двух подруг о натуральной истории и некоторых феноменах природы». В ней сообщалось о дворовых собаках Лыске и Волчке, отличавшихся «особенным умом». Эти собаки всегда знали, когда хозяин прибудет домой и по какой дороге, встречая его за многие вёрсты.
«Литературная газета» (1844, № 43) не преминула поместить хвалебную рецензию на книгу Мердер. В этом же номере была опубликована заметка «В Италии» о собаке, которая выпрашивала у проезжающих деньги, покупала (?) на них булку и делилась ею «с одною старою собакою, своею подругою, для которой имела привычку просить милостыню».
Особенно была востребована читателями «Литературной газеты» светская хроника о жизни собак высокопоставленных особ (1844, № 13). В Париже одна графиня устроила бал. Мопсы, шпицы и другие комнатные собаки под звуки вальсов и кадрилей «танцевали очень мило на задних лапках», ужинали на серебряных тарелках (при этом каждый четвероногий гость должен был уметь пользоваться салфеткой). Из-за костей между собаками возникли ссоры, поэтому некоторых из них выслали в переднюю и оставили без десерта. Так вот, одна ангорская собачка, взяв в рот бисквит, отнесла его своему любовнику, выгнанному будто бы за то, что он из ревности укусил одного мопса.
На публикациях в «Литературных прибавлениях» и «Литературной газете» выбор мы сделали не случайно. Николай Некрасов печатал в них свои стихи и рассказы. А вот мелкие заметки, включая переводы с иностранных языков, в традициях того времени не подписывал. Не исключено, что к некоторым из них он был причастен.
И в жизни у Некрасова было немало «умных» собак. Даже великий князь Николай Николаевич просил на охоту его гончих. Однако сам поэт отдавал предпочтение сеттерам и пойнтерам. Диана, Зорька, Кадо, Медор, Оскар, Правда, Раппо, Спорт, Уэбб, Фингал, Фридка… Вот далеко не полный перечень кличек некрасовских собак, упомянутых современниками Николая Некрасова в переписке и мемуарах. А двух пойнтеров – Фингала и Кадо – поэт запечатлел в своих произведениях.
Ну кто же не помнит «умного» пса Фингалушку из хрестоматийного стихотворения «Крестьянские дети». Этому псу «обширная область собачьей науки», как известно, была знакома «в совершенстве». так передал рассказ поэта об этой собаке: «Ведь вот Фингал пёс, а дашь ему плётку – несёт, бережно, с любовью, а ведь тоже боится её, скажешь: а где плётка? – Слово только услышит «плётка», не знает ещё, что с ним хотят делать, а уж боится, сейчас видно это…».
Кстати, о кличке собаки. Фингал – это вообще-то не «синяк» под глазом, как наивно полагают некоторые школьники, а один из героев популярной в своё время одноимённой трагедии Владислава Озерова. По сведениям писателя-охотника Леонида Сабанеева, кличкой «Фингал» обычно нарекали легавых кобелей. дал её собаке в стихотворении «Письмо к рекруту». В романе Некрасова «Три страны света» также находим пса с таким именем.
Чёрный пойнтер Кадо, трагически погибший на охоте, был любимцем Некрасова. вспоминал, что Кадо чувствовал себя в квартире поэта «вторым хозяином» и находился всегда «на почётном месте». Собака была настолько умна, что, по словам Глеба Успенского, лаяла только на чиновника цензурного комитета, доставлявшего Некрасову неприятные хлопоты.
Перед поездкой за границу поэт писал родным в Карабиху: «Жаль будет покидать только Кадошку, но очень жаль! Что за умничек, если б вы знали!» Из Висбадена Некрасов справлялся у приятеля Василия Лазаревского о самочувствии пойнтера и уходе за ним: «Напишите нам, друг, как он? Главное, здоров ли и не чинится ли ему каких притеснений со стороны Александра. Мои распоряжения были: Никанору занять комнату с лежанкой, дабы Кадо мог жить в комнатах и в саду. Никанору водить Кадо на охоту ежедневно, Никанора от Кадо никуда не отрывать». Поясним только, что Александр – егерь Некрасова, а Никанор – слуга.
«Умничку» Кадо поэт запечатлел в стихотворении «Уныние» вместе с любимым скакуном Черкесом:
Когда Кадо бежит опушкой леса
И глухаря нечаянно спугнёт,
На всем скаку остановив Черкеса,
Спущу курок – и птица упадёт.
Дрессировали собак для русских охотников обычно в Англии. Не всегда, правда, она проходила удачно. Некрасов по этому поводу однажды посетовал: «Удивляюсь Гамильтону, который выслал собаку не вполне готовую! – Он знает, что в России нет породы и ещё менее классической дрессировки, за которую, собственно, и стоит платить, а не за красоту и даже не за породу, которая от волка, например, весьма надёжная».
Английский способ дрессировки, в частности, отличался тем, что собаку с раннего возраста приучали при известном окрике или жесте ложиться и надолго оставаться без движения. Этот приём в старину называли умиранием: пёс не должен был до приказа хозяина подавать признаков жизни. Полагаем, что Фингал именно этот приём дрессуры исполняет в импровизированном крестьянском «театре»:
Дивятся, хохочут! Уж тут не до страха!
Командуют сами! «Фингалка, умри!» –
«Не засти, Сергей! Не толкайся, Кузяха!» –
«Смотри – умирает – смотри!»
Собаки для Некрасова были самыми близкими и надёжными друзьями. Они спасали его от приступов хандры, которым он часто бывал подвержен. Однажды, находясь в состоянии мучительных раздумий о пользе литературы вообще, он в письме признался Николаю Добролюбову, что эти мрачные мысли нашли на него после того, как он отправил своего «друга» пса Оскара в Москву, а сам «застрял» в Петербурге.
Как выяснили в Лейпцигском институте эволюционной антропологии, ни одно животное, включая шимпанзе, не достигло такого мастерства в толковании человеческих жестов и мимики, как собака. Невольно вспоминается «фантазия» Гранвилля (на снимке) из «Литературной газеты» (1844, № 13), согласно которой человек в процессе эволюции превратится в животное, а собака возвысится до человека. Поэтому, может быть, и зря автор данной статьи в её заголовке слово «умные» взял в кавычки.
Источник