Порода собак склонных к бродяжничеству
Нет-нет, да и приходиться собаководу – и профессионалу и любителю, иметь дело с собакой, склонной к побегу. Может быть более точно наклонности таких собак определяются терминами «бродяжничество», «тяга к странствиям» и т.д. Но суть дела, очевидно не в названии. Просто некоторая часть наших любимцев стремиться время от времени «глотнуть воздуха свободы» и отправиться куда глаза глядят, а в нашем случае, скорее «куда нос ведет».
Такие «ходоки», как правило, отрываются от хозяина на прогулке, увлеченные либо запахом течной суки, либо увлекшись компанией других собак, либо подгоняемые тягой к исследованию новых территорией.
Последний случай и есть та самая склонность к бродяжничеству. Строго говоря, в любой естественной популяции хищных псовых (волков, койотов, шакалов, гиеновых собак и т.д.) часть молодых животных, чаще самцы, реже самки, покидают родительскую территорию в поисках лучшей доли. Судьба их складывается по разному, некоторым удается построить свою семью (стаю), многие погибают. Суть этого явления заключается в том, что участок, заселяемый стаей, способен прокормить ограниченное количество зверей. Поэтому под действием естественного отбора и сложился такой механизм, благодаря которому молодые псовые освобождают от своего присутствия и соответственно притязаний на добычу, родительский участок. Разумеется, поведение домашних собак сильно изменено естественной селекцией, и направленным искусственным отбором, но нет-нет, да и обнаружиться среди «законопослушных» псов, один, склонный к побегу носитель признака, доставшегося ему от диких волков.
Следует заметить, что «бродягами» чаще бывают кобели, просто потому, что даже самый послушный и домашний пес может убежать за течной сукой. Однако и среди представительниц собачьего «прекрасного» пола встречаются настоящие путешественницы.
В моем детстве у моего отца была сука дога, которую звали Лада. В целом это была вполне послушная собака, более того, по всей видимости, это была собака одного хозяина. Моего отца она слушалась идеально, буквально отслеживая каждый его жест. Что касается других домочадцев, то их она воспринимала как равноправных с ней жильцов данной квартиры. Оказавшись на прогулке с кем либо из домашних (исключая Хозяина) без поводка, Лада решительно и целеустремленно отправлялась в странствия. На отчаянные крики «ко мне», равно как и на всевозможные приманки Лада не реагировала. Тяга к бродяжничеству пересиливала. Как правило, она примыкала к группе бездомных собак, с которой и перемещалась в пространстве, пока её не забирал с прогулки мой, пришедший с работы отец. В результате, Ладу перестали спускать с поводка.
Надо сказать, что раньше, когда доги были многочисленной и популярной породой, среди них часто встречались «бродяги». Был у меня знакомый дог по имени Троша, довольно забавное существо, у которого было две страсти. Первая заключалась в том, что он не мог спокойно пройти мимо брошенного окурка – они казались ему лучшим лакомством. Он мог даже совершить попытку вырвать вожделенный бычок прямо из рук курильщика. Но страсть к утилизации окурков была привычкой сравнительно безобидной и скорее делала Трошу любимцем дворников и ветеринаров, обещая последним постоянный, хотя и скромный доход. А вот другое «хобби» кобеля, толкавшая его к бродяжничеству, не раз ставила Трошу на грань жизни и смерти. Дело в том, что стартуя из под окон своего дома, расположенного в районе Петровского парка, Троша, как правило, отправлялся по маршруту, конечной целью которого был парк в районе стадиона ЦСКА на Песчанной улице. По ходу дела странник пересекал не только до десятка сравнительно тихих улиц, но и Ленинградский проспект, который уже тогда (в середине восьмидесятых) был магистралью с весьма напряженным трафиком. В путешествие Троша отправлялся примерно раз в месяц, всякий раз неожиданно для своего, весьма флегматичного владельца, но повторюсь, по одному маршруту, что весьма облегчало его поиски.
Обитал в районе стадиона «Динамо», где я тогда жил, и другой «путешественник», молоденький миттельшнауцер по имени Макс, шлявшийся по местным помойкам по трое суток, прежде чем позволял хозяевам поймать себя. Чуть позже, в другом месте и в других обстоятельствах жизнь довольно неожиданно, опять свела меня с Максом. А тогда, у «Динамо», гуляя с моей Яной (ризеншнауцером по «национальности») в компании свободного Макса, и не разу не увидев его хозяев, я и представить себе не мог, что примерно через год мне придется «лечить» его от склонности к побегу – тогда, когда все уже от него отвернутся, включая цирковых артистов, которым отдали Макса его нерадивые хозяева.
Кстати, и моя Яна была «бегуном». Правда сбегала она из дома, точнее с дачи, если её оставляли одну на участке. Легко перемахнув через полутораметровый забор она устремляясь вслед за своим хозяином (хозяйкой). Вопрос решился просто – её перестали оставлять одну на участке, и стали запирать дома. Постепенно она привыкла к одиночеству. Но данный случай выбивается из общего ряда – ибо на прогулках давно забывшая, что такое поводок, Яна не отходила от хозяев дальше чем на пять-семь (!) метров. Собственно говоря и к побегу Яну толкала привязанность к домочадцам, нежелание оставаться одной. Впрочем, она вообще была собакой со странностями, но сейчас не об этом.
А сейчас о том, как бороться с бегунами. Собственно говоря, если рассуждать с позиции стратегии, средство одно – дрессировка с последующей автоматизацией навыков.
Строго говоря, у хорошо обученных собак, постоянно тренирующих навыки под руководством владельцев, склонность к побегу встречается крайне редко. Просто потому, что правильная дрессировка приводит к правильному позиционированию собаки в семье человека, в которой она живет. Я уже подробно писал об этом на страницах журнала, но наверное не лишним будет повторить. Итак: правильно «позиционируемая» собака в семье человека занимает «социальную нишу», аналогичную той которую занимает воспитанный подросток, который без разрешения родителей не отправится на дискотеку (такие редко, но встречаются). Т.е. собаку кормят, за ней ухаживают, её обучают, её любят, но позволяют реализовывать свои желания после согласования с «родителями».
В процессе позиционирования собаки, осуществляемого в том числе в процессе дрессировки, владелец становится для неё боссом, распределителем всевозможных благ – от пищи до возможности весело проводить время.
Тут снова придется вспомнить Яну. Так вот, ризеншнауцер Яна, собственно говоря, являла собой крайнюю форму такого позиционирования – постоянные дрессировки и нахождение рядом со мной практически постоянно ( Яна ездила со мной на работу в институт, сопровождала в то время, пока я обучал владельцев других собак) – все это привело к тому, что в отсутствии человека, который регламентировал её жизнь, собака испытывала дискомфорт. Такая вот не собака, а папина дочка.
Точно также и мой амстафф старого типа Гера, из-за сильной ориентации на владельца никогда не стремился убежать, даже будучи отпущенным в лесу без поводка. И это несмотря на то, что Гера обладает сильнейшим охотничьим инстинктом, подтвержденным на притравочных станциях.
В обоих случаях возможная склонность к побегам в зародыше исключалась максимально возможно ранним началом обучения собаки – с того момента, как щенок попадал в мои руки.
Первой командой, которую слышали мои собаки, была команда «иди сюда», которая подавалась тогда, когда приходило время кормить щенка. Получение еды от хозяина и по его команде усиливает ориентацию собаки на владельца. Владелец становится в этом случае «Тем Кто Дает Еду».
Второй момент – игра «в прятки». Играть в эту игру можно начинать тогда, когда щенок перестает повинуясь инстинкту бежать за любыми ногами и начинает выделять членов своей человеческой семьи от всех прочих «двуногих». У разных собак этот период проходит в разные сроки. Для игр «в прятки» лучше выбрать уединенное и закрытое место, где щенка ничто не будет отвлекать от будущих поисков, и откуда он не сможет в панике «рвануть», потеряв из вида хозяина. Правила игры просты – хозяин незаметно прячется, собака, внезапно обнаружив, что осталась одна, его ищет. Для начала можно облегчить питомцу задачу, слегка высуновшись из-за укрытия или окликнув его. Кстати, впоследствии, многие собаки быстро схватывают условия игры и сами начинают прятаться. К слову, если Гера по молодости был асом маскировки и мог на десяти замкнутых сотках спрятаться так (он как правило, просто тихо заходил мне за спину), что нервничать, учитывая способности собаки, начинал уже хозяин, его предшественница, Яна понимала игру по-своему. Ей казалось, что если её голова находится в кустах, значит она хорошо спряталась. Очень часто прохожие могли видеть странную картину – из кустов в причудливом изгибе торчит покрытое густыми черными завитушками тело крупной собаки. При этом, если приглядеться, в кустах обнаруживалась хитрая бородатая морда. А вокруг этой живой скульптуры с идиотски серьезно-заинтересованным (будто что-то потерял) видом ходил вполне взрослый молодец. Это мы с Яной играли «в прятки».
Замечу, что игры «в прятки» сами по себе склонность к побегу не лечат. Это, скорее, профилактическое средство, которое усиливает ориентацию собаки на владельца, и в совокупности с другими формами досуга (дрессировкой, другими играми), превращает человека в «Того Кто Делает Жизнь Интересной».
Итак, от мер профилактики пора переходить к основной части задачи. Очевидно, что склонность к побегу определяется внутренними потребностями собаки – либо потребностью в продолжении рода, либо потребностью к исследованию новых территорий, либо социальными потребностями (потребностями в образовании социальных связей и игр с другими собаками). Также очевидно, что «в лоб» бороться с потребностями можно одним способом – удовлетворив их.
Разумеется, о такой стратегии борьбы не может быть и речи – хотя бы в виду сложности её реализации. Поэтому, как говорил в молодые годы один недобрый дедушка, мы пойдем другим путем. Подойдем, к решению проблемы, так сказать, с другой стороны.
Мне пришлось непосредственно столкнуться с этой проблемой, когда знакомые циркачи отдали мне, признаться слегка остолбеневшего от неожиданной встречи со старым знакомцем, миттельшнауцера Макса. Выяснив, что Макс достался им вполне законным образом, я стал думать, что же мне делать с этим сокровищем. Рассуждал я примерно так: никакими обычными способами устойчивую привычку Макса гулять тогда и там где хочется, побороть не удастся. Рано или поздно он решит «рвануть» в странствия. Поэтому необходимо найти способ остановить и вернуть его. Как это сделать? Поразмышляв на досуге, «размяв» «тему» с коллегами, я решил, что единственный эффективный способ в столь запущенном случае – это отработка до автоматизма подхода собаки по команде. Т.е. формирование автоматизированного навыка.
Напомню читателям, что автоматизированный навык, это по- сути устойчивый двигательный поведенческий стереотип, запускаемый по команде владельца. Другими словами, подавая команду, вы запускаете нужное вам поведение – в данном случае подход собаки. Конечно, формирование автоматизированных навыков требует времени и терпения. Время у меня тогда было – я учился в аспирантуре, а терпение мотивировалось сильным желанием получить результат.
В тот момент ведущими частными дрессировщиками Москвы – В. Варлаковым и В.Носовым использовался комбинированный способ выработки автоматизированного навыка подхода по команде, описанный впрочем, в нескольких доступных неленивым читателям немецких («гэ-дэ-эровских») пособиях по дрессировке. Итак, для предотвращения побегов Макса я решил воспользоваться именно этим способом. Кстати, нелишним будет сказать, что с прежними хозяевами Макс занимался на дрессировочной площадке нормативной дрессировкой, то есть имел представление о том, что по команде «ко мне», надо подойти к хозяину, обойти его и сесть у левой ноги. В принципе, это обстоятельство мало что меняло, кроме того, что во избежание излишней мороки, я должен был требовать от него выполнения навыка именно таким способом, а не, допустим, посадки передо мной.
Для этого мне потребовалось просторная куртка с глубокими карманами, пятнадцать метров бельевой капроновой веревки, целофановый пакет с кусочками сыра, кожаный ошейник, второй ошейник – «строгач» и самодельная рогатка из бамбука, которую вместе с дружеским напутствием мне по такому случаю презентовал Валерий Варлаков лично.
Итак, отправляясь на прогулку, я сопровождаемый укоризненными взглядами слегка шокированной таким поворотом событий Яны, одевал на голодного, подчеркну, Макса два ошейника, засовывал в карман пакет с кусочками сыра, рогатку и мелкие камешки, припасенные заранее, брал моток веревки, цеплял Макса на короткий поводок и отправлялся в путь. По дороге до ближайшего сквера, я отрабатывал с Максом навык хождения рядом по команде, со всеми причитающимися манипуляциями, рывками поводком, остановками с посадкой и своевременным подкреплением кусочками сыра. Макс легко соответствовал предъявляемым требованиям. Некоторая заминка произошла лишь из-за того, что Яна, послушно выполнявшая все команды без поводка, слегка повздорила с Максом за право быть ближе к моей левой ноге, но после энергичного внушения слегка обиженно отошла на второй план. А что сделаешь?
Дойдя до сквера, я прицепил к строгачу капроновую веревку, размотал её на столько на сколько возможно, отцепил от кожаного ошейника второй поводок и подал собакам команду «Гуляй!». Яна привычно потрусила на расстоянии пяти метров. Макс, озираясь отошел на пару шагов, а потом радостно рванул от меня. Не успел он отбежать метров на десять, как я крикнул «Ко мне», резко наступил ногой на веревку и выхватив из кармана рогатку, произвел прицельный выстрел. Затем, не давая слегка остолбеневшему Максу прийти в себя, рывками за веревку направил его к себе, обвел вокруг ног, посадил и дал лакомство. Яна, разумеется, если и отстала, то не намного.
Технология, использованная мной, тогда была известна не слишком широко и разумеется, вызывала косые взгляды собаководов. Между тем, это был не более чем конкретный случай применения контрастного метода дрессировки – метода кнута и пряника. В данном случае его суть складывается из следующих компонентов. Итак: услышав команду, собака не торопится её выполнить. «Включаю» мотивацию избегания – наступаю на веревку, собака получает резкий рывок. Рывок не особенно впечатляет – следует очередное, более сильное, даже болезненное отрицательное воздействие – отрицательное подкрепление – удар камушком, выпущенным из рогатки. Далее серия направляющих неприятных для собаки воздействий – рывков поводком, избежать которых можно направившись в сторону ног хозяина. Прекратившиеся неприятные воздействия сами по себе положительное подкрепление, но в качестве неожиданного приза голодный Макс получал порцию кусочков сыра «Советский» и обильно расточаемые похвалы дрессировщика, то есть меня. Все это вместе безусловно, скрашивало предшествующие негативные события.
Так мы и гуляли три раза в день каждый раз примерно по часу – полтора: я зорко следил чтобы Макс не отдалялся от меня далее длины веревки и подавал команду всякий раз при приближении им к невидимой границе. Так же я всякий раз подавал команду, когда Макс высказывал заинтересованность в появившейся на горизонте кошке, собаке или помойному контейнеру. При малейшем замешательстве я награждал Макса выстрелом из рогатки, но поначалу каждый раз обязательно вознаграждал его за подход. Я мало обращал внимание на то, насколько ровно Макс усаживается у моей ноги, но требовал у него максимально быстрого выполнения навыка.
Таким образом, помимо того, что я формировал у собаки навык подхода по команде, я еще и подспудно внушал ему представление о «зоне комфорта», т.е. зоне, попытка выйти за границы которой жестко пресекалась, а внутри которой можно было бродить достаточно долга. «Зона комфорта», естественно, двигалась вместе с нами и ограничивалась веревкой.
Кстати, почему веревка а не длинный поводок? Дело в том, что легкая веревка, в отличие от поводка, не столь «заметна» для собаки, и о её существовании пес быстро забывает. Поэтому, соблюдая меры предосторожности, можно впоследствии перейти от состояния «на веревке» к состоянию «без веревки».
Примерно через неделю, Макс уже бодро трусил ко мне по команде. Я перешел на так называемый варьируемый режим положительного подкрепления, а отрицательные применял лишь по мере необходимости. Необходимость же задействовать максимальное воздействие возникла довольно быстро, ибо Макс не был бы Максом, привыкшим в свои два с половиной года гулять там где хочется.
В одном из эпизодов, Макс, с целью поточнее оросить ствол дерева, обошел его раза три и таким образом запутал веревку. Несмотря на всю отягощенность знаниями современной зоопсихологии, мне до сих пор кажется, что сделал он это намеренно. Это предположение частично подтвердили последующие события. Я, издавая приличествующие моменту слова ободрения, подошел к Максу, оставив конец веревки на земле там, где он был на момент неприятности и начал обводить пса вокруг ствола, распутывая веревку. Повиливая обрубком хвостика Макс послушно обошел ствол один раз, другой, и на третий раз, почувствовав, что его ничто не держит, бодро рванул от меня. Я промахнулся ногой мимо веревки, конец которой лежал непозволительно далеко от меня, а на запоздалую команду Макс не отреагировал. Решив не множить ошибок, я повторную команду подавать не стал, а набравшись терпения последовал за беглецом. К счастью, Макс побежал по широкой дуге, затем его внимание привлек какой-то пенек, поэтому мне удалось приблизиться на расстояние прицельного выстрела из рогатки, который последовал одновременно с командой «ко мне». От удара камешком Макс слегка опешил, что позволило мне прыжком овладеть веревкой и начать совершать рывки, подгоняя его к себе.
Поразмышляв на досуге над произошедшим, я решил, что в произошедшем больше плюсов, нежели минусов. Во-первых я приобрел неоценимый опыт, который гласил, что на дрессировке нельзя расслабляться ни на секунду. Во-вторых Макс, к его полной неожиданности, обнаружил, что даже выбежав из «зоны комфорта», он все равно остается в зоне досягаемости гнева хозяина! Это действительно неприятное открытие, признаться, слегка подкосило Макса, и весьма убавило его склонность к побегам. После этого инцидента я еще неделю погонял Макса по схеме, добившись безукоризненного подхода по команде, а затем на огороженной площадке для минифутбола вовсе снял веревку, оставив для уверенности рогатку в кармане. На площадке Макс подходил по команде почти безукоризненно четко и мы занялись аппортировкой, что еще больше увело направление его мыслей в сторону от замыслов побега. Можно сказать, что он понял, что есть еще что-то более увлекательное на этом свете, кроме бесконечных шатаний по помойкам.
Впоследствии я подарил Макса знакомой девушке, которой под моим руководством пришлось слегка позаниматься с псом по описанной ранее методике, а также другими нормативными командами. В это трудно поверить, но примерно через месяц с того момента, когда от него отказались циркачи, Макс из неисправимого бродяги превратился во вполне домашнего пса, любимца всей семьи, а еще через месяц с ним без проблем гуляла не только моя приятельница, но и её родители, люди изначально весьма далекие от кинологии.
И.И. Затевахин
размещено с личного разрешения автора
копирование запрещено
Источник