Порода собаки у маяковского

Ежегодно 2 июля весь мир отмечает Международный день собак — верных друзей человека, которые с незапамятных времен живут рядом с нами. Иногда собака становится кем-то большим, чем просто питомец. Именно о таких собаках рассказывают Государственный музей В.В. Маяковского, Музей М.А. Булгакова, Московский государственный музей С.А. Есенина, Музей К.Г. Паустовского и Музей В.А. Тропинина и московских художников его времени.

Совместный материал mos.ru и агентства «Мосгортур».

Щен-большой и Щен-маленький

Владимир Маяковский очень любил собак. В разное время у него было несколько четвероногих друзей разных пород. Но только пес по кличке Щен вошел в историю — о нем слышал, пожалуй, каждый поклонник поэта.

Летом 1920 года Маяковский вместе с Лилей и Осипом Бриками жил на даче в Пушкине на Акуловой Горе. Однажды, прогуливаясь по окрестностям, они нашли щенка. Он был настолько грязным, что пришлось вымыть его трижды. Маяковский дал своему питомцу кличку Щен, ласково называл его Щеник.

Породу собаки удалось установить благодаря местным ребятам, которые знали его родословную. Оказалось, что его мать — чистокровный сеттер, а отец — дворняга. Цвет шерсти Щеника был рыжим, уши — длинными с кудрями. Похожий на сеттера, он был намного больше, чем полагается представителю этой породы.

Щен стал неотъемлемой частью компании. Вместе со всеми он ходил к реке купаться, за грибами в лес, гулял с Маяковским, когда он писал стихи. Осип и Лиля находили много общего между Владимиром Владимировичем и его четвероногим другом, поэтому стали называть Щеном и поэта — так появились Щен-большой и Щен-маленький. С тех пор Владимир Маяковский в письмах стал подписываться «Щен» или вместо подписи рисовал щенка.

Дачный сезон подходил к концу, пришло время возвращаться в Москву, собаку взяли с собой. По дороге до квартиры в Полуэктове переулке (сейчас Сеченовский) Маяковский проводил Щену экскурсию. Лиля Брик позже зафиксировала его разговор со щенком в своих воспоминаниях:

— Это, товарищ, Казанский вокзал. Выстроен еще при буржуях. Замечателен своим архитектурным безобразием. Отвернись! А то испортишь себе вкус, воспитанный на стихах Маяковского!

— А это — улица Мясницкая. Здесь живет наш друг Лева. Настоящий человек, вроде нас с тобой, и архитектура у него красивая!

— Это — Красная площадь. Изумительнейшее место на всем земном шаре!!

Тогда Брики и Маяковский жили в Полуэктове переулке. У дома нового жильца встретила соседская собака по кличке Муська, которая стала большой подругой Щена. Вместе они гуляли и даже ходили в гости друг к другу.

В то время Маяковский работал в «Окнах РОСТА» и каждое утро ходил пешком до Сретенского бульвара. Щен каждое утро провожал хозяина до мясной лавки на углу Остоженки. Там Маяковский покупал ему фунт конины и товарищи расходились. Щен отправлялся домой, а Маяковский — на работу.

С наступлением темноты, к ужину, Щен всегда возвращался домой (один или с Муськой), но однажды он не пришел. Поэт искал его в своем и соседних дворах, но так и не нашел. Щен прожил всего одиннадцать месяцев. О совместной жизни Маяковский написал в поэме «Хорошо»:

«Двенадцать

квадратных аршин жилья.

Четверо

в помещении, —

Лиля,

Ося,

я

и собака

Щеник».

Бутон Булгаков. Звонить два раза

В детстве и юности у Михаила Булгакова не было домашних животных. Они появились у писателя гораздо позднее, когда он был женат вторым браком на Любови Белозерской.

Супруга писателя вспоминала о том, что Булгаков с собаками был более дружелюбен, чем с кошками: «Кошку Муку Михаил Афанасьевич на руки никогда не брал — был слишком брезглив, но на свой письменный стол допускал, подкладывая под нее бумажку».

Любимцем писателя был пес по кличке Бутон, который появился в доме благодаря Любови Евгеньевне. Однажды, стоя в очереди в продуктовую лавку, она увидела мужчину с большеглазым лохматым щенком на руках и спросила, что он будет с ним делать. Мужчина ответил, что планирует отнести его в отдел вивисекции для опытов. Женщина попросила незнакомца подождать и ринулась домой, чтобы заручиться согласием Михаила Афанасьевича (тот сразу согласился) и забрать собаку.

В то время Булгаков работал над пьесой «Мольер», поэтому пес получил кличку в честь слуги главного героя. Пес быстро стал всеобщим любимцем и полноправным членом семьи. Любовь Евгеньевна вспоминала:

«Я даже повесила на входной двери под карточкой М.А. другую карточку, где было написано: “Бутон Булгаков. Звонить два раза”. Это ввело в заблуждение пришедшего к нам фининспектора, который спросил М.А.: “Вы с братцем живете?” После чего визитная карточка Бутона была снята».

Статус Бутона в семье Булгаковых оценили и друзья — в одном из писем Михаилу Афанасьевичу и Любови Евгеньевне жена писателя Евгения Замятина Людмила шутила: «Дорогие Булгаковы! Я возмущена — Е.И. скрыл от меня, что у вас появился сын. Ну, поздравляю, поздравляю. Какой красавец он у вас!»

Сам писатель, даже находясь в поездках, справлялся о собаке. Так он писал жене из Крыма в 1930 году:

«Дорогая Любаня! Здесь яркое солнце… На станциях в буфетах кой-что попадается, но большею частью пустовато. Бабы к поездам на юге выносят огурцы, вишни, яйца, булки, лук, молоко. Поезд опаздывает. В Харькове видел Оленьку (очень мила, принесла мне папирос), Федю, Комиссарова и Лесли. Вышли к поезду. Целую! Как Бутон?»

Такую лапу не видал я сроду

Знаменитое стихотворение Сергея Есенина «Собаке Качалова» было написано в 1925 году после знакомства поэта с народным артистом Василием Ивановичем Качаловым и его доберманом по кличке Джим. До этого актер и поэт много лет знали друг друга лишь заочно. О встрече, которую организовали общие знакомые, артист вспоминал так:

«Часам к двенадцати ночи я отыграл спектакль, прихожу домой. Небольшая компания моих друзей и Есенин уже сидят у меня. Поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима, той самой собаки… Тогда Джиму было всего четыре месяца. Я вошел и увидал Есенина и Джима — они уже познакомились и сидели на диване, вплотную прижавшись друг к другу. Есенин одною рукой обнял Джима за шею, а в другой держал его лапу и хриплым баском приговаривал: “Что это за лапа, я сроду не видал такой”».

Поэт с трудом старался высвободиться от пса, но тот был непоколебим — продолжал вскакивать на Есенина и лизать ему лицо.

«“Да постой же, может быть, я не хочу с тобой целоваться. Что же ты, как пьяный, все время лезешь целоваться”, — бормотал Есенин с широко расплывшейся детски лукавой улыбкой».

В ту ночь поэт читал много стихов. Джим его внимательно слушал и смотрел прямо в глаза, а когда настала пора расходиться, уже сонный пес все равно не отходил от поэта. Уходя, Есенин долго жал лапу собаки и проговаривал: «Ах ты, черт, трудно с тобой расстаться!» На прощание поэт сказал, что как только придет домой, обязательно напишет стихи питомцу артиста.

Через несколько дней после той ночи, Качалов узнал, что в его отсутствие наведывался одетый в парадную одежду Есенин. Выяснилось, что поэт написал стихи, как и обещал, и приходил их прочитать Джиму. Торжественное чтение состоялось в другой день, когда актер был дома:

Фунтик и усы капитана

Домашним питомцем Константина Георгиевича Паустовского была такса по кличке Фунтик. Собаку в 1938 году приобрела вторая жена писателя Валерия Валишевская-Навашина.

В начале Великой Отечественной войны Константин Георгиевич служил на Южном фронте военным корреспондентом. Вскоре Комитетом по делам искусств был освобожден от службы и эвакуировался в Алма-Ату, где в то время находилась его семья вместе с четвероногим другом.

Когда Паустовскому потребовалось вернуться в Москву, встал вопрос о дальнейшей судьбе Фунтика. За несколько дней до поездки пес был сам не свой — тяжело вздыхал и печально смотрел на хозяина. Писатель не мог предать своего друга и бросить его в Алма-Ате.

В военное время перевезти собаку на поезде было не так просто. Константин Георгиевич начал собирать все необходимые справки в ветеринарных лечебницах и у начальства железнодорожной станции, чтобы получить право на перевозку.

Когда все бумаги были собраны, Фунтик снова оживился, будто все понял. На вокзале Паустовский спрятал таксу под шубой, подумав, что в тяжелое для страны время перевоз собаки в поезде мог расцениваться как неуместная причуда. Опасения были не напрасными. Как только они вошли в вагон, один капитан возмутился, увидев собаку, и вызвал проводника для разбирательств. Но все документы Фунтика были в порядке, и разгневанному капитану ничего не оставалось делать, как немедленно забрать багаж и перейти в другое купе.

Ночью была остановка на узловой станции, на перроне которой скопилось много народа — поезда в военные годы ходили редко. Среди желающих сесть в поезд были и солдаты, получившие отпуск, и бойцы, возвращавшиеся на фронт. Их было много, ждать следующего поезда было слишком долго, и они полным составом заняли вагон, в котором ехал писатель.

Фунтик был воспитанным псом, свою нужду терпел долго, но все же начинал скулить сильнее и сильнее. Паустовскому ничего не оставалось делать, как спрятать его под шубу и нести через проход, который полностью был занят недавно подсевшими солдатами. Любопытство Фунтика победило — и он высунул голову. Константин Георгиевич оцепенел.

Солдаты живо заинтересовались собакой, расступились, чтобы дать дорогу писателю. В купе к Паустовскому начали заходить по двое-трое солдат — расспрашивали, что за порода, на кого охотится, вспоминали своих питомцев, оставшихся дома.

Потом зашел разговор о случае с капитаном, который был в бешенстве из-за Фунтика. Услышав это, солдаты в коридоре зашумели и решили найти и высадить грубияна. Ориентиром в поиске служили усы и новенький мундир. Солдаты осмотрели все купе, но так и не нашли обидчика Фунтика. Позже выяснилось, что капитан был там, но как только поднялся шум, сбрил усы и поэтому обнаружен не был.

У Фунтика была насыщенная жизнь. В 1940 году он принимал участие в выставках собаководства. В эвакуации песик снимался в кино — увидеть его можно в кинокартинах «Убийцы выходят на дорогу» и «Юный Фриц». Своего четвероногого друга Константин Паустовский также сделал героем рассказов мещерского цикла. Из рассказа «Прощание с летом»:

«По ночам часто плакал во сне Фунтик — маленькая рыжая такса. Приходилось вставать и закутывать его теплой шерстяной тряпкой. Фунтик благодарил сквозь сон, осторожно лизал руку и, вздохнув, засыпал. Темнота шумела за стенами плеском дождя и ударами ветра, и страшно было подумать о тех, кого, может быть, застигла эта ненастная ночь в непроглядных лесах».

Царственные Томассены

В живописи собака всегда символизировала верность и преданность. В собрании Музея В.А. Тропинина и московских художников его времени есть немало портретов, где рядом с героем изображен и его четвероногий друг. Один из примеров — гравюра Николая Ивановича Уткина с картины Владимира Лукича Боровиковского «Екатерина II на прогулке в Царскосельском парке». На ней императрица запечатлена вместе с одной из своих левреток по кличке Земира.

Именно Екатерина II ввела в Российской империи моду на разведение левреток. Все началось в 1770 году с присланных ей из Англии пары собак: Сэра Тома Андерсона и Дюшеса. Через несколько лет потомство этих левреток можно было встретить во многих аристократических домах Москвы и Петербурга. Императрица очень любила своих собак — они занимали особое положение при дворе и даже спали в корзине рядом с кроватью Екатерины.

Среди многочисленных потомков Сэра Тома Андерсона, живших при дворе, императрица больше остальных выделяла левретку Земиру, которая появилась на свет в 1778 году. Собака была названа в честь героини популярной в те времена оперы «Земира и Азор». Имя Азор, кстати, также надолго стало популярной собачьей кличкой. Сохранилось несколько писем императрицы, в которых она упоминает свою любимицу. Так она писала о сложном характере левретки:

«Вы простите меня за то, что вся предыдущая страница очень дурно написана: я чрезвычайно стеснена в настоящую минуту некой молодой и прекрасной Земирой, которая из всех Томассенов садится всегда как можно ближе ко мне и доводит свои претензии до того, что кладет лапы на мою бумагу».

Земира умерла в 1785 году. Как вспоминали современники, Екатерина II очень тяжело переживала потерю — несколько дней не выходила из спальни. На Императорском фарфоровом заводе Яковом Рашеттом была сделана скульптура собаки в натуральную величину, которая долгое время стояла в спальне императрицы и напоминала ей о любимице.

Левретки императрицы похоронены на специальном участке в Царском Селе. Некоторые мраморные плиты сохранились до наших дней. Среди них уцелело и надгробие Земиры, на котором написаны следующие слова:

«Здесь лежит Земира, и опечаленные Грации должны набросать цветов на ее могилу. Как Том, ее предок, как Леди, ее мать, она была постоянна в своих склонностях, легка на бегу и имела один только недостаток: была немножко сердита, но сердце ее было доброе. Когда любить всего опасаешься, а Земира так любила ту, которую весь свет любит, как она. Можно ли быть спокойною при соперничестве такого множества народов. Боги, свидетели ее нежности, должны были бы наградить ее за верность бессмертием, чтобы она могла находиться неотлучно при своей повелительнице».