Породы собак в среднее века

«Собаки… были созданы для человека и для того, чтобы брать с них пример» 

Пьер из Бовэ

Покончив с высокой античностью, человечество вновь вернулось в детство с его простыми сказками, полными грубых подвигов, войн и любви. И собака из друга и бога на какое-то время вновь превратилась в первую очередь в воина. Древние германцы успешно сражались с последними римлянами с помощью древних мастифообразных собак; Гай Марий проиграл им битву, Арминий одолел ими Вара, они защищали походные вагенбурги варваров. Прошла пара столетий, и вся Европа задрожала в страхе перед «рыцарями открытых морей» – викингами, наводившими ужас не только своими зверствами, но и псами.
Воинственные кельты, чье воображение поразили огромные брудастые борзые, сочиняли о них баллады… Ирландцы же, обожествлявшие собаку еще на рубеже тысячелетия, дали имя Кухулин (Пес Куланна) одному из главных героев своих саг. Впрочем, прирученные и превратившиеся в волкодавов, злобные псы стали частью уже мирного фольклора, ярким примером которого является ирландская легенда о Гелерте. 
В 1210 году Иоанн Безземельный подарил Гелерта принцу Уэльскому. Как-то принц уехал на охоту, а маленького сына оставил под присмотром верного Гелерта. Вернувшись домой, принц увидел, что ребенка нет, а морда пса в крови. Разъяренный принц выхватил меч и зарубил собаку – и только после этого увидел волка, загрызенного Гелертом, и услыхал лепет сына. Горько раскаялся принц и приказал воздвигнуть верному Гелерту памятник. 
Но раннее средневековье уступает место зрелому, христианство окончательно покоряет мир, и параллельно с военными подвигами неизбежно развивается и мирная деятельность собак, в первую очередь связанная, конечно, с охотой. На долгие века главенствующую позицию в жизни европейца и в его устном и письменном творчестве занимает собака охотничья. Еще к VII веку относится красивая легенда о Святом Губерте (см. рис. 1). 
Был в Арденнском лесу небольшой городок, и охотился близ него веселый рыцарь и главный охотничий Пипина Волосатого Франсиск Губерт. И вот в чистый четверг отправился Губерт на охоту со своими собаками. Псы загнали роскошного оленя с огромными рогами в десять отростков. Страстно пустились собаки в погоню, но олень внезапно замер, повернулся к рыцарю, и потрясенный главный охотничий увидел меж рогами сверкающее небесным светом распятие. «О, Губерт, Губерт! – раздался вдруг голос. – Зачем ты меня преследуешь? Доколе из-за страсти к охоте будешь ты забывать о своем духовном спасении?!» Потрясенный Губерт отошел от суеты мира, стал священником, а на месте встречи с оленем построил монастырь. 
Собаки же его стали называться гончими святого Губерта, и сам он стал покровителем всех охотников, всегда изображаемым с собакой. Также с собакой традиционно изображались святой Франциск, святой Бернар и святой Рох, которому она приносила хлеб и никогда не покидала его. Особое место занимал и образ собакоголового святого средневековой легенды “Христофоруса кинокефалуса”. Красавец Репрев из Антиохи в III веке н.э. был настолько красив, что во избежание соблазнов попросил Бога обезобразить его, что и было сделано. Святой получил имя Христофора и собачью голову, став воплощением верности Христу. Так образ перерос в символ. Увы, церковь не потерпела такого святотатства, и с 1969 года этот святой исключен из всех календарей и упоминаний. 
Вообще, собака все чаще появляется в связи с изображением хранителя стада – епископа-проповедника – Доброго Пастыря – Христа; то есть Новый завет гораздо более лояльно относится к собаке, чем Завет Ветхий. В противоположность ветхозаветной традиции и даже евангельским текстам, средневековье видит в собаке символ преданности и верности, символ бдительности, что выразилось в известном определении монахов доминиканского ордена Domini canis – Псы господни. Они даже носили черно-белые рясы и часто использовали в качестве своего символа черно-белую собаку. (В России же, как все помнят, принадлежностью государевых псов – опричников являлась именно собачья голова для «выгрызания измены») (см. рис. 2). 
Преданность собаки человеку – вот основная тема средневековья. Хотя не забывается и лукавая притча о том, как собака, переплывавшая реку с куском мяса в зубах, увидела его отражение в воде. Погнавшись за отражением, она упустила настоящее мясо, и эта история, столь часто упоминаемая в средние века, говорила людям об опасности погони за неизвестными удовольствиями. 
О собаках пишут такие известные отцы церкви, как Пьер из Бовэ и Гуго из Фольето, Альберт Великий и Брунетто Латини; появляются многочисленные (до нашего времени дошло более пятисот!) бестиарии, где немало места уделено собаке и ее символике. Ведь по-прежнему человека связывают с собакой любовь и страх, но он уже не только восхищен, но и умилен любовью собаки и человека. 
Однако несмотря на усиление религиозного элемента, бытовая жизнь тоже не стоит на месте. Охота совершенствуется, появляются бесконечные своды правил и уложения, а охотничья собака прочно утверждается не только в словесном и изобразительном клерикальном искусстве, но и в светском. Она сопровождает куртуазные гравюры, изображения обручений, бытовых и назидательных сцен (см. рис. 3), становится постоянным персонажем народных преданий, фаблио и сказок, оставаясь при этом в бытовом смысле символом супружеской верности. Идеальным же синтезом светского и религиозного направлений становится легенда о собаке, нашедшей убийцу хозяина и доказавшей его вину перед судом короля. 
Заканчивался XIV век. Два друга, французские аристократы Жак де Шевантье и Андре де Маршан охотились в Булонских лесах. Но с охоты Маршан вернулся один. Не вернулся Шевантье и через день, и через неделю. И, вероятно, помолились бы за его бедную душу монахи, и на этом дело и закончилось бы, если бы не любимая гончая пропавшего. Она выла при виде друга своего хозяина, а при каждом возможном случае пыталась вцепиться ему в горло. 
Родственники заподозрили неладное и обратились к самому королю. Мудрый король выслушал обе стороны и повелел устроить поединок Божий, испытание, в котором сам Господь укажет виновного. Маршан вынужден был согласиться. И вот на королевском дворе в присутствии короля и священников один на один вышли друг против друга человек и собака. В качестве оружия Маршан выбрал палицу с железными шипами, а пес – собственные зубы. Поединок был коротким. Едва пса спустили с цепи, как он одним прыжком сбил Маршана с ног и вцепился ему в глотку. Убийца успел сознаться в смертоубийстве и умер. 
Эта легенда послужила основой самых популярных и разнообразных преданий о собаке в разных странах вплоть до конца XVIII века. Несколько отдельно, как в светской, так и в церковной традиции, стоят легенды о собаках-оборотнях. Их немного, но все же они есть, как, например, знаменитая легенда о графине-оборотне, которой в виде собаки отрубили переднюю лапу – и по окровавленному обрубку хозяйки замка ведьма была вычислена и наказана. 
Именно мотив оборотничества собак, идущий от древних цивилизаций, и так и не изжитый христианством, указывает на некоторую двойственность в отношении этих животных. С одной стороны – верность и безоглядная готовность к вере, но с другой, собака часто символизирует грех неукротимого гнева. Адские псы сопровождают охотника за душами – Сатану. Собака противопоставляется святыне, оскорбляет ее, олицетворяя язычество и ересь. 
Эпоха Просвещения, прочно утвердив символику собаки как верность, почти уничтожила ее негативный аспект. Но, как известно, темные силы не сдаются так просто – они лишь видоизменяются, и сатанинские оборотни превратились в классические «страшилки». Самой распространенной историей такого рода, конечно же, является рассказ о «черной собаке», таинственном звере, рыщущем по сельским районам. Происхождение рассказа английское, но в несколько измененном виде его можно услышать по всей Европе. 
За сотни лет существования этот феномен не претерпел никаких изменений: «Страшилище на четырех ногах, черное, а глазищи горят огромные, как блюдца». В Норфолке этого зверя зовут «черный пес», в Ирландии – «леший Пука», в Сомерсете – «большая собака», а в Суррее традиционно именуют «суррейской пумой». Отсюда, как вы уже догадались, совсем недалеко и до собаки Баскервилей. «Черная собака» не утратила и своего извечного дуализма: она может принести как добро, так и зло. Одних выведет на верную дорогу и будет хранить гуляющих детей, для других становится причиной смерти. Увы, от древних архетипов нам никуда не деться… 
В то время, пока христианский Запад видел в собаке символ верности, а порой и дьявольщины, изнеженный Восток плел о них узор своих фантастических легенд. Вот как говорится о происхождении «сладкого цветка лотоса», «жемчужине солнца» – пекинесе: Король львов – царь зверей полюбил обезьяну, но чтобы быть с возлюбленной, он должен был пожертвовать своей силой и размерами. Любовь оказалась сильней власти и славы, а плодом ее явилась «львиная собачка».
Или еще утонченней: Злой чародей решил разлучить любящих принцессу и принца. Она стала цветком лотоса, могущим жить только в воде, а он – белкой, живущей лишь на суше. Но великий Будда пожалел их, и хотя злые чары не позволили принцу с принцессой вновь обрести человеческий облик, у них родилось существо, прекрасное, как цветок лотоса и пушистое, как белка. Да и реальная жизнь этих собак была загадочна, вынос их за пределы дворца карался смертью, они участвовали в религиозных таинствах, поскольку по преданию сопровождали в странствиях Будду и Конфуция. 
Несмотря на загадочность, собака в средневековом Китае также имела двойственную природу добра и зла. Одна и та же Красная Небесная Собака Тьен-ку относилась к «Ян» и помогала Эр-лану (божество вод позднекитайской народной мифологии) отгонять злых духов; но, будучи стражем ночных часов, становилась «инь» и символизировала разрушение, катастрофу и другие пугающие явления природы. В эти периоды собака приходила в бешенство и кусала Солнце или Луну. 
В Тибете же монахи полагали, что души их вселяются в лхасского апсо, которые умеют предсказывать стихийные бедствия. Словом, на Востоке собака продолжала оставаться животным священным, символизируя мир, благополучие и добродетель. И только островная Япония избежала этой трактовки, символически полагая своих акиту символом верности, как и собак в Европе, хотя в реальной жизни собака там служила скорее символом защиты. 
Открытая европейцами Америка, в принципе, не открыла им нового в отношении собак, если не считать употребления их в пищу, что, разумеется, не прижилось. У инков и ацтеков собака являлась знаком 10-го дня, представляющим период хаоса, а сама она символизировала смерть и одновременно воскресение. Собаки приносились в жертву мертвым, а на основании поверья о том, что они переправляли мертвых через реку в загробный мир, их хоронили вместе с умершими. 
Считалось, что рожденные в день собаки предопределены к властвованию и раздаче богатых даров. У ацтеков Шолотль (Ксолотль), Бог Смерти и Заходящего Солнца, имел голову собаки и был покровителем собак. Солнце, уходящее на западе в земную пасть, сопровождался Шолотлем. Он проводил его через тьму загробного подземного мира к месту восхода, затем умирал и снова оживал в качестве проводника. Как видите, это классическое древнее верование. 
Напоследок хотелось бы поговорить и о собственно русских верованиях и преданиях, связанных с собаками. Конечно, Россия тоже не избежала двойственности, которая, как мы видим, присуща восприятию собаки в любой стране и в любые времена. Но преобладание позитива у нас все-таки превалирует. Даже предание о грехопадении несколько оправдывает собаку. Сотворил Господь собаку голой, и охраняла она Эдемский сад, где гуляли Адам с Евой. Когда же подошел ко вратам его дьявол, то собака, выполняя свой долг, не пустила его. Тогда дьявол напустил на нее такой холод, что бедная собака была вынуждена просить шубы – и за шубу пустила нечистого в рай 
Собаки на Руси традиционно почитались, и еще в середине XVI века можно было встретить упреки иноземцев русским в «чрезмерном почитании псов». Языческая же история сохранила нам, например, такую легенду: Жил на Руси князь Бой, и было у него две верных собаки Ставр и Гавр. И так любил князь своих псов, что приказал воздавать им почести наравне со своими приближенными. А когда собаки умерли, то ввел особые дни для их почитания, и в эти дни к их могилам приносили пищу и питье. Пиршество продолжалось до ночи, и плакали князь и дружина, и выкликали усопших псов по именам… 
А замечательные предания про «песьеглавцев» – европейских кэпкэунов – в основе которых лежит образ седьмого бога славянского языческого пантеона Симаргла, изображавшегося с песьей головой! Правда, после принятия христианства его стали именовать Паскудью или Переплютом. А умница Выжлок Ильи Муромца, а многочисленные сказки, в которых герой является «сыном собаки»! 
Негативная же сторона отношения к собаке на Руси выразилась, конечно, в первую очередь в оборотнических мотивах, развитых у славян гораздо в большей степени, чем в Европе. Вырколаки, здухачи, караконджалы, богинки, босоркани, двоедушники – нет числа славянским псам-обортням, причем для сук были свои наименования, а для кобелей свои. Но для всех их характерно бродяжничество по ночам в виде собаки, а отсюда недалеко уже и до упырей, и вурдалаков. Помните у Пушкина: «Впереди пред ним собака на могиле гложет кость…» Так что, может, и не совсем зря боялся трусоватый Ваня. 
Второй аспект негатива выразился на Руси в бранном значении слова «собака». К слову сказать, собственно на Руси бытовало название «пес», а «собака» – именование привнесенное, тюркское. А потому и во всех славянских языках выражение «собачья вера» бытует в качестве бранного, относящегося к иноверцам, что очень хорошо иллюстрирует, например, украинская поговорка: “Жид, лях и собака – все вiра однака”. Представление о нечистоте собаки нашло отражение и в названии «нечистых» дней как «собачьих». Святки, масленица, купальские дни воспринимаются как нечистое время, ознаменованное ритуальным разгулом и сквернословием. Матерная брань – это «собачья брань», язык собак, их речевое поведение. 
В то же время собака могла быть и защитником человека от разгула нечистой силы. Во многих местах распространено, например, такое поверье: Черти и бесы боятся собак, особенно тех, у которых «четыре глаза», то есть при черно-подпалом и коричнево-подпалом окрасе имеются ярко выраженные рыжие брови. А самым страшным для нечистой силы считается первый щенок от первощенной суки. Такого щенка берут в дом и растят в холе и неге до полугода, потому что в это время он еще уязвим и не вошел в полную силу. А уж после полугода молодой пес представляет самую реальную угрозу для нечисти: он может причинить ей серьезные раны и даже убить, в каком бы обличье ни предстал бес. 
Не обошли стороной Россию и многочисленные суеверия, связанные с собаками. Так, например, если собака качается из стороны в сторону – хозяина ждет дорога; воет, опустив морду вниз, или копает под окном ямку – быть в доме покойнику; воет, подняв голову, – ждут пожара; ест траву – к дождю; жмется к хозяину, заглядывая ему в глаза, – к близящемуся несчастью; мало ест, много спит – к ненастной погоде; не ест ничего после больного – дни того сочтены на небесах. Правда, как видно из перечисленного, суеверия эти не выходят за рамки обыденной жизни. 
 Покровителем собак на Руси традиционно считался Святой Егорий. 
Словом, русская собака означала в первую очередь не верность, не силу, не загробного персонажа, (хотя в древнерусской традиции есть былины, например, «Вавило и скоморохи”, где связь собаки с загробным миром отражается в «инишном» царстве, которым правит «царь Собака») – а помощника человека, нередко спасающего последнему жизнь…