С какими собаками охотились на руси
Каким должен быть настоящий псовый охотник и почему охота с борзыми – чисто русская забава? О правилах, традициях и духе псовой охоты рассказал князь Борис Васильчиков, сподвижник Столыпина, псковский губернатор и страстный “борзятник”.
Русская забава
Псовая охота, в отличие от всех других видов охоты, была явлением чисто русским, самобытным, не имеющим себе подобного ни в какой другой стране и ни у какого другого народа. Везде охотятся с гончими, во многих местностях травят зверя борзыми, но псовая охота представляла из себя сочетание того и другого: гончие выгоняют зверя из леса и, когда он в поле, его травят борзыми. Такое одновременное использование гончих и борзых и является особенностью псовой охоты, для изображения которой на иностранных языках даже нет подходящего выражения.
Псовая охота есть несомненно принадлежность быта былого богатого барства. Она требовала для своего существования больших пространств; того приволья, которое еще до революции быстро исчезало в центральных губерниях под влиянием роста населения, дробления земельной собственности, интенсификации хлебопашества и т. п.
В те времена господа никогда сами не водили борзых и при каждом был особый стремянный, а у некоторых — по два, из которых один по очереди и по приказу травил зверя. Когда я стал сам охотиться и стал лично водить собак, то отец к этому относился недоброжелательно и видел в этом новшество, отступление от традиций, которых он, несмотря на свою прогрессивность во многом, в вопросах охоты очень придерживался.
Во всяком споре между псовыми и ружейными охотниками, последние обыкновенно стараются убедить, что в ружейной охоте успех зависит всецело от умения самого охотника, а в псовой все, будто бы, заключается в качестве собак, и что, следовательно, стоит только купить хороших собак, что доступно всякому богатому человеку, и он уже становится псовым охотником. Такое мнение глубоко ошибочно.
Во-первых, надо сговориться, что разуметь под словом «охота»? На русском языке смысл этого слова шире нежели в его точном переводе «chasse» или «jagd». Русский язык знает такие выражения, как «рысистая охота», «голубиная охота», и в таком применении это слово ничего общего с понятием истребления не имеет, а, напротив того, заключает в себе понятие воспроизведения. Всякое воспроизведение животных и птиц, всякое «водство» (коневодство, птицеводство, скотоводство) очень склонно из дела чисто хозяйственного превращаться в дело отчасти спортивное и даже в страсть.
В истинном псовом охотнике страсть к собаководству преобладала над страстью охотника в узком значении слова, и для обозначения охотника, находившего удовлетворение в одной травле зверя, существовало презрительное наименование «шкурятника». Псовые охотники, имена которых произносились с добавлением «большой» или «известный», были непременно собаководами, и свою известность приобрели не числом затравленного зверя, а благодаря выведенной ими породе псовых собак («кареевские», «мачеварьяновские», «протасьевские» борзые, «першинские» борзые и гончие, названные так по имению Першино, в котором помещалась знаменитая охота вел. кн. Николая Николаевича).
Истинный псовый охотник не будет испытывать от охоты с чужими собаками и тени того удовольствия, которое он испытывает от охоты со своими, им самим выведенными собаками и оправдывающими возлагавшиеся на них надежды.
Купить двух-трех хороших собак бывало возможно, но составить целую охоту из борзых и гончих, набранных с бору да с сосенки, было всегда невозможно, даже и в новейшие времена, когда исчез старинный предрассудок, что для охотника торговать собаками постыдно. Поэтому глубоко неправы те, кто думают, что для того, чтобы сделаться псовым охотником, достаточно сесть на коня да взять на свору двух собак: и коня-то надо умеючи подобрать, и своих собак вывести, и со зверем надо умеючи съехаться. А что вывести собак собственных, которые вам служили бы потехою, не так легко, поймет всякий знакомый с животноводством в любом его виде; для этого нужно и время, и знания, и опыт, и главное — надо вооружиться терпением, чтобы настойчиво переживать неизбежные ошибки и разочарования.
К своим успехам и разочарованиям как собаковода, псовый охотник очень чуток, и на этой почве между собратьями по страсти устанавливается соревнование, которое, проявляясь и дома при осмотре собак, и в поле, на охоте, и на садках и выставках, если оно происходит в спортивном духе и среди благовоспитанных людей, увлекает и заполняет содержанием все то, что тесно связано с псовою охотою как известным видом спорта.
Из-под борзых обыкновенно волков принимают живыми, «струнят», как это называется. Этих волков держат живыми в специально устраиваемых волчатниках, и на них устраивают «садки», т.е. искусственные травли, которыми приучают молодых собак брать волков. Эта способность присвоена не всем борзым; она называется «злобою» и заключается в том, чтобы брать, во-первых, «по месту», т.е. в шею или в ухо, так, чтобы волк, защищаясь, не мог ранить собаки, а во-вторых, брать, что называется «мертво», мертвою хваткою, не отрываясь, пока волк не будет принят борзятником.
Совмещение серьезного дела выборов с кажущеюся многим дикой забавой «садков» может теперь казаться странным, но в те времена дворянские выборы, при которых раз в три года дворяне со всех концов губернии съезжаются в губернском городе, всегда сопровождались всякими торжествами, давались обеды, балы, спектакли, и для ценителей сильных ощущений «садки» на волков могли представлять из себя желанное развлечение.
Источник
Нынче утром разбудит песок у воды легкий шаг темногривых серых коней;
Ах, быстры те псы, у кого на груди – полумесяц, как знак чистоты кровей.
И раскидистый дуб, и сумрачный тис
Склонят головы пред королевской охотой,
Овеваемы пестрыми крыльями птиц
В этой скачке на грани полета;
“Мельница”. Королевская охота
Первой «регулярной» , то есть имеющей определенные традиции и правила, закрепленные в «регуле» , русской охотой с собаками стала охота псовая. Суть псовой охоты состоит в том, что ее орудием является не лук, не копье или ружье, а ловчая собака, которая догоняет и хватает зверя. Такая охота, бытовавшая в Древнем Египте еще во времена фараонов, впоследствии широко распространилась в степных и полупустынных областях Азии и Африки , наряду с использованием для этой же цели гепардов . В первом тысячелетии нашей эры сложились породы ловчих (борзых) собак – салюки (персидские), тазы и тайганы (среднеазиатские), бакхмуль (афганские), тезем (африканские), приспособленные к ловле зверя в степных или полупустынных ландшафтах. Они работают самостоятельно, являются, выражаясь современным спортивным языком, «стайерами» и ловят зверя на дальних дистанциях скачки не за счет скорости, а за счет силы и выносливости. На Руси эти собаки могли бы быть использованы только в южных Приазовских и Причерноморских степях, однако эти места почти тысячу лет, с VII по XVII век, представляли собой скорее поле битвы, а отнюдь не «отъезжее» , то есть охотничье, поле.
В лесных же и лесостепных условиях средневековой Руси с ее ограниченными открытыми участками для успешной ловли добычи накоротке требовались «спринтеры», способные достигнуть проворного зайца или волка до того, как тот успевал скрыться в ближайших зарослях, где поймать его было невозможно, а собака рисковала разбиться о деревья. Кроме того, нужна была и другая собака – гончая , которая с голосом преследовала бы зверя, выгоняя его из зарослей на открытое пространство, где его могли перехватить охотники с борзыми, ловившими добычу. Поэтому задачей приспособления степной борзой к русским условиям была прежде всего выработка и закрепление способности к мгновенному ускорению скачки на сравнительно короткое расстояние, получившей позднее название «брасок» . Другим немаловажным условием превращения короткошерстной степной борзой в русскую было приспособление ее к суровым климатическим условиям Руси.
До сих пор наиболее распространенным является мнение, что знаменитая русская псовая борзая – это продукт скрещивания каких-то из упомянутых восточных борзых с исконной русской лайкообразной собакой, возможно, известной под названием «лошей» , от которой русская борзая могла получить и хорошую псовину и характерные и обязательные для нее полустоячие, очень подвижные уши, которые она может «ставить конем» или «закладывать» , скрещивая на затылке. Этот признак резко отличает русскую борзую от всех восточных, обладающих типичным висячим ухом ( «лопушком» ). Лайка же имела и имеет стоячее треугольное ухо, которое при скрещивании лаек с собаками, обладающими висячим ухом, может превращаться в полустоячее – «на хряще». По мнению Н . П . Кишенского , если образование русской псовой борзой действительно происходило путем слияния восточных борзых с «лошей»-лайкой, то скорее всего первичным типом могла быть «густопсовая» борзая, отличавшаяся, как он указывал, глубокой, спущенной ниже локотков, грудью и длинной густой шерстью («псовиной») по всему телу. Другой автор, барон Г . Розен , прямо выводил русскую борзую от «сибирской промысловой собаки» , то есть от той же самой лайки. Таким образом, роль лайки в возникновении русской борзой, по-видимому, не вызывает сомнения.
Что же касается другого компонента и времени появления борзой на Руси, то авторитеты, писавшие о возникновении и развитой на Руси псовой охоты ( Л . П . Сабанеев , Н . П . Кишенский ), сходятся на том, что ее следует отнести к периоду возвышения Московской Руси уже после татаро-монгольского нашествия ( XV – XVI века). Они обосновывают это тем, что необходимая для псовой охоты русская борзая могла быть выведена только на основе восточной борзой – крымской, кавказской (горской) или среднеазиатской, попавших на Русь якобы через татар после принятия ими в XV веке ислама и установления связей с арабским миром. Что касается времени ее появления на Руси якобы в XV-XVI веках при участии в этом татарской знати Казанского ханства , приведшей восточных борзых после принятия ислама, то это вызывает очень большие сомнения.Для татаро-монголов, даже во времена Тохтамыша и Тамерлана , была совершенно не характерна охота с собаками. Ни при чем здесь и принятие ислама, поскольку болгарское население Волжской Болгарии , превратившейся после захвата ее татаро-монголами в Казанское ханство, исповедывало ислам уже с VIII века и задолго до нашествия имело тесные контакты с государствами Средней Азии , в частности с Хорезмом . Да и Киевская Русь была хорошо знакома с тем же Хорезмом, а через Византию и с Сирией . Таким образом возможности получения восточных борзых были на Руси задолго до прихода татаро-монголов.
Что же касается использования для выведения русской борзой восточных пород, то нельзя сбрасывать со счетов возможность того, что в сложении русской борзой приняли участие и западные европейские борзые – потомки фараоновой собаки (тезема) или салуки, попавшие в Европу – в Рим , Грецию и к галлам и кельтам еще в начале нашей эры. Эти собаки могли попадать на Русь либо из Болгарии и Фракии при Великом князе Киевском Святославе , либо позднее, через венгров и поляков . Напомним, что изображение «харта» , очень напоминающего хортую борзую, имеется в «Златом кодексе» Пултуского , относящемся к XI веку, то есть ко времени тесного соприкосновения Руси с Польшей. Достаточно сказать, что сестра Ярослава Мудрого – Мария была женой польского короля Казимира , на сестре которого был женат сын Ярослава – Изяслав , посаженный в 1069 году на киевский княжеский престол своим племянником королем Болеславом II . Поляки же, в свою очередь, поддерживали теснейшие связи с уграми – прирожденными степняками – конными охотниками. Вполне вероятно, что именно эти собаки Юго-Восточной Европы, помимо того, что они могли влиться в русскую борзую , легли также и в основу польского харта , русской хортой и венгерского агара .
Во всяком случае есть все основания полагать, что те ли, другие ли возможности не остались неиспользованными и борзые были на Руси еще во времена киевских князей.
Продвижение же борзой на север и скрещивание ее с «лошей»-лайкой и привело в конечном итоге к появлению резвой накоротке густопсовом собаки с «браском». По-видимому, о таких собаках говорится в челобитной направленной новгородцами Великому князю Ярославу Ярославовичу в 1220 году: «А псов держишь много и отнял еси у нас поле заячьи ловцы…» , то есть заячьими ловцами. И относится этот сюжет к самой что ни на есть лесной полосе Новгородчины, где для ловли зайца требовался «брасок» накоротке, столь типичный для густопсовой русской борзой.
Попробуем представить, какой же могла быть псовая охота на Руси в начальный ее период до XIV-XV веков. Наиболее совершенной формой такой псовой охоты является та, при которой все ее участники, руководящие действиями собак как гончих, так и борзых, охотятся верхом, на конях, пригодных к скачке по пересеченной местности. Традиционной добычей такой псовой охоты являются быстроногие звери – заяц , лисица , волк , возможно, косуля . Скорее всего, однако, первоначально псовая охота в Древней Руси была пешей или, в лучшем случае, полупешей, напоминающей ту самую «странную» псовую охоту XVIІ века во Франции , описанную Л . П . Сабанеевым и выглядевшую, по его мнению, крайне несовершенно и неумело: «Так, например, свору борзых держал пеший охотник, волка принимали очень странным образом, чуть ли не копьями. Правильной охоты на волков не существовало; подвывка и травля целым выводком были французам вовсе неизвестны. Молодых волков сганивали гончими, а матерых сначала обкладывали при помощи духовых собак, а затем “остров” окружали или загонщиками, или тенетами, оставив открытым лишь главный лаз, на котором держали в засаде несколько свор борзых, обыкновенно четыре. На след зверя пускали стаю гончих и, как только волк показывался из острова, ему пускали вдогон одну свору – самых резвых борзых…; затем с двух сторон пускали так называемые боковые своры…; и, наконец, четвертую свору… – в лоб, то есть навстречу» .
По-видимому, нечто подобное и представляла русская псовая охота в своем начале, в XI – XIII веках. Каковы основания для подобной реконструкции?
Дело в том, что на Руси вплоть до XIII – XIV веков плохо обстояло дело с лошадьми. Древние лесные лошади Восточной Европы , использовавшиеся в качестве мясомолочного скота, были очень мелкими и не превышали в холке 115 – 118 см. Немногим выше были славянские лошади, имевшие средний рост 122,5 см (сравните со 155 – 160 см у донских , буденновских и других степных пород и 145 – 150 см у горных – кабардинских и других). На этих лошадях можно было пахать лесные расчистки, запрягать их в подводу или сани и даже передвигаться верхом. Однако для скачки они были явно непригодны.
Несколько лучше славянских лошадей были кони степных кочевников – печенегов , половцев , имевшие средний рост 139 см и называвшиеся на Руси “половецкими скоками” . Византийский император Константин Багрянородный в X веке писал о том, что Русь издавна приобретала этих степных коней путем покупки или захвата. Очень ценились венгерские (угорские) кони, но особенно восточные скакуны “фари” , которые шли лишь под княжеское седло. Недостаток верховых лошадей сильно сдерживал развитие на Руси конницы, способной бороться со степняками.
Количество восточных скакунов на Руси увеличилось лишь в XIV – XV веках, когда они стали поступать через татар . Само название их “аргамаки” (татарское – скакун ) указывает на источник их поступления. Это естественно, поскольку потомки аратов, а “настоящий арат, кажется, ездит на коне туда, куда даже царь пешком ходит” , несомненно, приметили средне- и центрально-азиатских коней еще на пути из Монголии и, уж конечно, захватили их с собой. Вот что, а не восточных борзых привнесли татары в псовую охоту. Вполне возможно допустить, что именно через Казанских ханов и мурз , обнаруживших на Руси и в Волжской Болгарии охоту с собаками, и пришел на Русь полный конный строй псовой охоты, придавший ей наиболее законченную форму.
После свержения татарского ига приток восточных лошадей не только не ослаб, но многократно усилился благодаря “ногайским” – татарским купцам и заводчикам, пригонявшим для продажи табуны “скоков”, облагороженных прилитием восточных кровей. Их стало хватать не только для легкой “поместной” конницы, но и для охоты, тем более что этому способствовало и начавшееся создание на Руси собственных конных заводов.
Первым из них был, по-видимому, Хорошевский завод Государя и Великого князя Ивана III . Разводил аргамаков и улучшенных ими лошадей Василий III , а у Ивана IV Грозного были обширные “аргамачьи конюшни” на Варварке в Москве . Ко времени Государя и Великого князя Василия III ( 1479 – 1535 ) псовая охота уже приобрела форму, близкую к окончательной. Конечно, псовая охота с самого начала не могла иметь промыслового характера, а была чисто “спортивной” молодецкой забавой. Для содержания и обслуживания ее требовались достаточно большие затраты и, естественно, что существовать она могла только при дворе сильного и богатого князя или боярина-вотчинника . Наличие псарен в княжеских вотчинах датируется уже XI – XII вв у Ярославичей – потомков Ярослава Мудрого , но особенно частыми упоминания об охотничьих угодьях, псарнях и псарях в завещаниях и других подобных документах становятся начиная с XV века.
Первое достоверное и уже достаточно полное описание псовой охоты на Руси принадлежит немецкому дипломату, путешественнику и разведчику Сигизмунду Герберштейну , посетившему Московское государство в 1517 и 1526 гг. в правление Государя и Великого князя Василия III – заядлого псового охотника, даже умершего в отъезжем поле под Волоколамском . Герберштейн рассказывает, что он был приглашен князем на охоту вблизи Москвы, где “есть место, усеянное кустарником, весьма удобное для зайцев, в котором, как в каком-нибудь зверинце, разводится их великое множество” . В охоте приняло участие около трехсот человек, и в том числе “изгнанный казанский царь, татарин, по имени Шиг-Алей” (правильнее Шах-Али ) – ставленник Василия III на ханском престоле, свергнутый в 1521 году и замененный Василием III в Казани в 1532 году на Джан-Али .
Увлекался псовой охотой в первые годы своего царствования и сын Василия ІІІ – царь Иван IV Грозный , однако, особый интерес к этому занятию проявили Романовы . Смутное время на Руси, естественно, задержало развитие псовой охоты. Царю Михаилу Федоровичу пришлось в 1619 году отправлять целую экспедицию на север в Галич , Чухлому , Солигалич – ярославские и костромские города для приобретения “собак борзых, гончих, меделянских” . Брать их повелевалось даже с помощью силы, “буде владельцы не захотят отдать добровольно” .
По всей видимости, именно вторую половину XVII века следует признать за начало расцвета псовой охоты на Руси. Охота с ловчими птицами, достигнув апогея при царе Алексее Михайловиче , самолично сочинившем наставление “Урядник сокольничьи пути” , постепенно начала угасать. Ей на смену в качестве “охотничьей потехи” и шла псовая охота, получившая все большее и большее развитие.
А.Камерницкий,”Охотничьи собаки” № 3, 2000.
художник Алексей Дегтев.
Источник